— Водой? — произнес Ленин. А куда? Самара исключена. И Сызрань также. Остаются Саратов и Камышин — две более или менее надежные точки соприкосновения Волги с железной дорогой.
— Думаю, что Саратов будет вернее: дорога Саратов—Тамбов дальше от Краснова.
— Но зато она ближе к чехам...
— В Саратове большой порт, Владимир Ильич.
— Вы думаете, что там быстрее смогут принять и переотправить всю эту уймищу хлеба?
— Об этом я позабочусь, Владимир Ильич...
И весь день, до позднего вечера, Александр Дмитриевич звонил на пристани, слал телеграммы уполномоченным Наркомпрода, требовал, чтобы дополнительно были подготовлены паровозы и вагоны, подбирал и срочно отправлял надежных людей в те места, которые через несколько дней наверняка окажутся решающими.
Усталый до изнеможения вернулся он в свой гостиничный номер, глянул на часы — полночь. Разделся, повалился на кровать и только заснул, как раздался стук в дверь.
— Что там такое?
— Телеграмма.
— А! Будь ты неладна! Ну? Что там?.. «Передать срочно: ввиду перерыва железнодорожного сообщения севернее Царицына мы решили весь груз направить водой, стянуть все баржи...» Правильно! Очень хорошо! — Цюрупа притворил дверь и так, не одеваясь, стоя посреди номера под тускло светившейся лампой, продолжал читать. — «Отправляем полмиллиона пудов, главным образом пшеницы, тысячу пятьсот голов скота. Несколько десятков тысяч пудов хлеба уделили Туркестану, Баку. Погрузку начинаем утром, кончим в два дня и направим весь караван. Укажите срочно по прямому проводу, а не телеграммой, ибо телеграммы запаздывают, укажите, куда направить груз, на какую пристань. Подробности сообщим завтра дополнительно. Сталин. Якубов. 17 июня 12 час. ночи».
Так хотелось спать! Так не хотелось одеваться и идти к прямому проводу! Но ведь ответить надо срочно...
Когда Цюрупа возвратился в свой номер, сна как не бывало. Он ворочался, ворочался с боку на бок, думал о Царицыне, о том, что если удастся переправить оттуда хотя бы два с половиной миллиона пудов хлеба, то можно будет продержаться до нового урожая; потом представилась ему Маша. Тоже, наверно, не спит сейчас? Ох как ей несладко теперь там, в Уфе!..
Потом вспомнилось ему, что со всеми этими царицынскими делами в наркомате как-то ослабло внимание к заготовкам в Воронежской, Курской, в Тамбовской губерниях, а они могли бы дать свой миллион. Два с половиной миллиона из Царицына да миллион из этих губерний — вот и было бы совсем неплохо... Завтра же надо этим заняться. Не забыть бы только!
Он встал, зажег лампу, записал в блокнот, опять лег.
Да! Вот еще что! Обязательно надо настоять, чтоб немедленно отбили всю линию Царицын—Поворино! «Отбили»! Смешно! Будто без тебя этого не знают или не хотят... И все же. Все же! Вернуть ее! Восстановить! И держать! Держать под усиленной охраной! Во что бы то ни стало! Чего бы ни стоило!..
За всеми этими размышлениями он и не заметил, как пролетела короткая светлая ночь. А утром — снова телеграмма из Царицына:
«Я уже сообщал вам, что баржами мы себя обеспечили. Весь караван направим Саратов на Москву. Дополнительно о руководителе, о сортах хлеба и прочем могу сообщить только завтра. Караван будет сопровождать усиленный отряд. Погрузка продлится два дня. Все рабочие порта поставлены на ноги...»
И снова хлопоты, заботы, снова водоворот спешных, неотложных дел.
В Камышине установлен кордон, которым командует особоуполномоченный по продовольствию Василий Клинов. Это может дать в дополнение к основным заготовкам тысячи пудов хлеба, добытого у мешочников, не считая мануфактуры и других товаров, тоже годных для обмена на хлеб.
Но прежде всего надо, чтобы Наркомпрод утвердил этот кордон, так сказать, в правах гражданства.
Александр Дмитриевич немедленно делает это.
Следующее «но». Кордон останется пустой затеей, если пароходы, команды которых прослышат о нем, не станут заходить в Камышин.
И Цюрупа созванивается с наркомом путей сообщения Невским, едет к нему — добивается, чтоб НКПС дал распоряжение всему торговому флоту на Волге — всем пароходам, идущим сверху и снизу, обязательно заходить в Камышин, а командам приказ допускать на борт представителей кордона и не препятствовать осмотру судов.
Следующее «но». Камышинский совдеп всеми силами мешает Василию Клинову и его кордону в их деятельности.
Александр Дмитриевич спешит к Свердлову, к Ленину. В результате ВЦИК и Совнарком приводят в чувство Камышинский совдеп.
И таких дел за день набираются десятки.
А вечером, как всегда, Александр Дмитриевич на заседании Совета Народных Комиссаров.