— Да, безусловно, это вопрос нашей жизни и смерти.
— И это очень трудно, — продолжал Цюрупа.
— Трудно, дорогой Александр Дмитриевич, трудно... — Ленин задумался, встал, походил по кабинету и как бы вдруг спохватился: — Но возможно.
— Надо обладать находчивостью, — помолчав, заметил Цюрупа, — умением, выдержкой и гибкостью настоящих политиков...
— А почему вы думаете, что у рабочих всего этого нет? Конечно, мы отберем для такого дела лучших из лучших. Наше время, я совершенно убежден, выдвигает таланты, которые раньше казались невозможными. — Ленин пристально и многозначительно оглядел Цюрупу и тут же, словно извиняясь за недавнюю горячность, присел рядом с ним в другое, посетительское кресло и спросил: — А как вы отдохнули? Поправились? Как самочувствие?
И, уже провожая, остановился у двери, добавил на прощание, жестко, не допуская никаких скидок на особое, товарищеское, отношение, дав понять, что, ругая Брюханова, он и его, Цюрупу, отчитывал:
— Либо мы поднимем рабочие массы на серьезное движение за хлебом и за удушением кулаков — этого Компрод пока не делает, — либо никакой Компрод вовсе и не нужен.
За несколько дней сколотили отряды, собрали в них самых умелых, самых сметливых, чтобы могли и молотилку наладить, и локомобиль пустить. Командовать поставили тех, кто постарше да поопытнее. И вот они сидят перед отъездом в кабинете Цюрупы — сталевары с «Гужона», токари с Рогожской, кузнецы, клепальщики, слесари — все видавшие виды, не так чтобы старые, но и не молодые уже люди: помнят и Баумана и баррикады на Пресне.
После выступления наркома поднимается с места Сергей Михайлович Бирюков — партиец из рабочих, член исполкома Моссовета, крепкий, ладный, надежно сбитый мужичок. Видать, что еще и себе на уме — такого надолго хватит.
— Попробуем, — обещает он за всех, — постараемся с умом, без применения силы.
— Смотрите! — напутствует их Цюрупа. — Ну, желаю удачи!
...А днем позже Бирюков и его товарищи выезжают из Москвы. И скоро начинает идти хлеб и из Курской губернии, и из Саратовской, из Тульской, Орловской, Рязанской. Маршрут за маршрутом...
Наконец заявляется и сам Бирюков — посвежевший, обветренный, загорелый.
— Ну, рассказывайте, Сергей Михайлович, как и что.
— Да что же?.. — мнется Бирюков, но не может сдержать довольную лукавую улыбку, в которой расплывается все его широкое лицо. — Отмолотились, стало быть. Одних токов крытых поставили шестнадцать штук — по всему уезду. Общественную мельницу пустили, крупорушку. А коней перековали, плугов, телег перечинили — без счета.
— Ну, а с хлебом-то, с хлебом как же?
— С хлебом? Да очень просто. Приезжаем в волость всем отрядом... Председателем комбеда Зайцев там Иван Иванович, солдат бравый, хоть и об одной ноге. «С этакой, говорит, командой? Да я мигом все до зернышка у них отберу!» — «Нет, погоди, дорогой товарищ! Об этом и думать забудь: Ленин не велел». Тут он сразу приуныл: «Ах ты, мать честная! Что же делать-то?» — «Давай, говорим, мозговать». А тут как раз на сахарном заводе оркестришко остался: две трубы, барабан, скрипка. Ну, собрали сход, Зайцев выступает: так и так, мужики! Международное положение... Внутреннее положение. Вот письмо Ленина и Цюрупы — обращение, стало быть, ваше читает от Совета Народных Комиссаров ко всем трудящимся. Прочел и спрашивает: «Даете хлеб или как?» Все молчат. «Петров, даешь хлеб?» — «Погожу» — «Оркестр! Играй ему похоронный марш!» А в окнах народ, глазеют во все глаза. Сыграли похоронный марш, Зайцев опять: «Сидоркин, даешь хлеб?» —
«А! Мать вашу! Даю!» — «Ладно! Играйте ему «Интернационал»!» Так и пошло. Поехали в другое село: на одной телеге — музыканты, на других — пустые мешки. Перво-наперво созываем сход: «Ну, мужики, с чего начнем — с похоронного марша или с «Интернационала»?» А мужики уже в известности, уже прослышали про наш порядок. Да и помогли мы им маленько как-никак, и не даром — за хорошую цену хлеб берем — вот что главное. «Эх, туды вашу растуды! — кричат. — Катай «Трынцанал»!»
Александр Дмитриевич поднял трубку телефона:
— Владимир Ильич? Здравствуйте! Тут Бирюков приехал из Курской губернии... Да, да, тот самый: депутат Моссовета. Рассказывает очень любопытные вещи. Хорошо. Сейчас придем.
В кабинете у Ленина Сергей Михайлович повторил свой рассказ.