Да, Деникин развивает успех — рвется к Москве.
В самой столице тоже неспокойно: совсем недавно прогремел взрыв в Леонтьевском переулке — анархисты бросили бомбу в зал заседаний Московского комитета партии, убит секретарь МК товарищ Загорский.
Юденич наседает на Петроград — бои идут под самым городом, у Павловска, Детского Села, Пулковских высот.
Но зато Колчак... Колчак почти разгромлен: катится за Тобол. Заволжье, Урал, Западная Сибирь — наши.
Заготовки идут повсюду. И трудности нынешнего сезона, жалобы отовсюду — добрые трудности, хорошие жалобы. На многих приемочных пунктах крестьяне простаивают по десять-пятнадцать дней, ожидая очереди на ссыпку.
А ссыпка в иных местах переваливает за тридцать тысяч пудов в сутки!
И ведь могла бы быть еще больше, если бы приемщики работали не по пять часов в день. Безобразие!
Что это, саботаж? Да нет! Просто головотяпство, просто они никак не заинтересованы в результатах собственной работы: больше ли, меньше примешь, все равно жалованье то же.
Надо немедленно идти в Наркомпрод, сейчас же уладить это дело! И хорошо бы еще заглянуть в «Продармию», проверить, как идет отправка продовольствия на Южный фронт.
«Идти...», «заглянуть...»
Уже пятый день он никуда не выходит, лежит в постели. Ездил в Ярославскую губернию наладить по-настоящему заготовки картофеля, простудился и слег — в который уже раз!
А вчера вечером случайно подслушал, как доктор сказал Маше:
— Покой, покой и покой. Временами он висит на волоске.
И это было сказано о нем, о Цюрупе.
Ох, как некстати эта болезнь, как некстати!
Теперь попробуй выйди из дому — Маша непременно встанет на дороге и обязательно скажет что-нибудь вроде:
«Только через мой труп...»
Хотя, погодите... Кажется, есть способ. Есть!
Александр Дмитриевич позвонил в гараж:
— Здравствуйте! Цюрупа говорит. Пришлите, пожалуйста, мою машину в Кремль. Да, я у себя на квартире.
Конечно, из Кремля до Наркомпрода рукой подать, и просто неприлично ехать туда в машине, но что поделаешь, тактический ход, уловка.
Когда он собрался, в комнату вошла жена.
Невысокая, худощавая, она легко несла себя в бесшумно развевающейся длинной, вышедшей из моды, но неизменно нравящейся ему юбке, делающей ее как бы выше, стройнее и — так ему хотелось — очень похожей на ту Машу, которую он впервые увидел в Уфе много лет назад.
Ее осунувшееся с годами, но все еще по-молодому румяное лицо, ее доверчивые большие глаза с пушистыми, как в юности, ресницами по-прежнему казались ему воплощением доброты, тепла, а в последнее время и спокойной мягкости.
«Как обманчива внешность!» — подумал Александр Дмитриевич, запахивая свой серый пиджак и поправляя галстук.
Уж он-то, Цюрупа, знал, на какие головокружительные повороты, на какие решительные шаги способна эта маленькая хрупкая женщина — мать пятерых детей, прошедшая вместе с ним годы ссылок, не дрогнувшая в колчаковской контрразведке.
— Ты куда собрался? — ласково спросила она, подойдя к нему вплотную.
— Как куда? На работу, — невозмутимо пожав плечами, ответил Александр Дмитриевич.
— Не пущу.
— Ну как же ты меня не пустишь, Маша, когда вон уже и Чесноков ждет?
Она выглянула в окно и растерянно обернулась:
— Действительно, подъехал...
— Вот видишь.
По давней и прочной традиции семью Цюрупы отличала простота и свобода в обращении домашних друг с другом и с теми, кто приходил к ним в гости или по делам. Но чтобы заставлять шофера ждать — этого не позволил бы себе никто из них.
Поэтому, увидав машину под окнами, Мария Петровна растерялась, и Александр Дмитриевич, воспользовавшись ее замешательством, поспешил улизнуть.
Выбравшись в просторный, но темноватый коридор Кавалерского корпуса, он натянул наконец пальто, поправил калоши и направился к лестнице.
И вдруг дорогу ему перебежала крыса — громадная и сытая, ростом с кошку.
— Фу! Гадость какая! — Он невольно отпрянул и остановился, положив на перила руку.
А ведь в прошлом году крыс вовсе не было: говорили даже, что они ушли из Москвы. А теперь вон сколько их развелось. Стало быть, находят что есть.
...Машина вырвалась из ворот Спасской башни, понеслась по пустынной и спокойной Красной площади.
Впрочем, пустынна и спокойна площадь была только для ненаблюдательного человека. Александр Дмитриевич сразу обратил внимание на то, что по ней расхаживали патрульные, что рядом с ружьями возле пирамиды караульного помещения появился пулемет, а со своего исконного места — на углу возле Верхних торговых рядов — исчезла благообразная старушка, продававшая коноплю желающим покормить голубей.