Блин…
— Ты в порядке?
Он моргнул, услышав вопрос Такеши.
— Вы можете показать мне моих друзей на этой временной шкале? Алан и Тайри изначально так умерли?
— Что ты имеешь в виду?
— Мои друзья, которые стреляли в меня. Они умерли в первом раунде, до того, как была изменена временная шкала?
Он вернулся к свету и попытался прочитать свою дорожную карту.
— Я должен знать, что с ними случилось, прежде чем Амброуз вернется и начнет что-либо менять.
Такеши подвел его к первому странному расколу.
— Ну, тебя не застрелили в первом эпизоде. Тебя ранили.
— Почему это изменилось?
Нашира двинулась вперед.
— Потому что одна из возможностей в новой временной шкале состоит в том, что ты можешь попасть в тюрьму за убийство в отместку за то, что в тебя стреляли, а затем ограбили.
Такеши кивнул.
— Она права. — Он указал на пересекающиеся линии. — Посмотри, как вещи строятся друг на друге. Это причина и следствие. Когда ты что-то поменял, оно идет в другом направлении и отщепляется. Теперь это новая возможность, которой раньше не было.
Ник постепенно начал понимать.
— Как в Глазе Ананке.
Такеши уставился на него.
— Что ты об этом знаешь?
— Он у меня был. Калеб отнял его у меня, словно разгневанный родитель, ударил меня по по рукам и сказал, чтобы я больше не трогал его, иначе он в следующий раз ударит меня по лицу.
— Хорошо! Не нужно с этим играть. Это тебя только испортит.
И так оно и было. С тех пор его голова была не совсем в порядке. Хотя, большинство сказало бы, что его голова никогда не была в порядке.
Иногда он с этим соглашался.
Вдруг все стало зеленеть.
— Что сейчас происходит?
Такеши нервно рассмеялся.
— Честно? Не уверен, что ты хочешь, чтобы я ответил.
Как-будто молчание ему поможет.
— Амброуз сказал мне использовать Глаз, чтобы обнулить все то, что я сделал. Чтобы вернуться к началу и больше ничего не испортить.
— Да, но ты не слушаешь, Ник. Это не то, что ты сделал. Кто-то еще вмешивается в твою временную шкалу. Дело не в том, что делаешь ты. А в том, что они переделывают.
— Чувак, ты меня реально пугаешь.
— Ты и должен бояться. Все плохо. Все рушится, а ты словно идешь по канату.
— Не помогает!
Единственное, что спасало — на милость Ника здесь не было Коди, чтобы слушать его немужское нытье. Это было последнее, чего бы он хотел.
Или того хуже, это мог услышать Калеб.
— Вы неправильно это интерпретируете.
Они оба повернулись и посмотрели на Наширу.
— Прости, что?
Она шагнула вперед.
— Посмотри на это, Нео. Внимательно.
С тонкой грацией она провела руками по линиям, как будто играла на каком-то инструменте. Когда она это сделала, огни замерцали и затанцевали, а затем погасли.
Такеши разинул рот.
— Она права.
— Я снова ничего не понял.
Он покачал головой.
— Нет, Ник. Ты все понимаешь. Просто закрой глаза. Досчитай до трех. И открой их.
— Да, конечно. Я не вчера родился! В прошлый раз, когда я так сделал, меня сильно ударили.
Из-за его прошлого у него были серьезные проблемы с доверием. Он никогда не закрывал глаза, слепо доверяя. Даже при загадывании желания у праздничного торта.
Сими цокнула на его.
— Ты можешь им доверять, глупый мальчик-демон! Просто повторяй то, что он говорит!
Не уверенный в этом, Ник зарычал и заставил себя сделать это. Но каждый волосок на его шее встал дыбом в знак протеста.
В нем не было доверия. С кровью Малачая или без нее.
Блин!
Однако в тот момент, когда начал расслабляться, он начал понимать, что они пытались ему сказать.
Задыхаясь, он открыл глаза и покачал головой.
— Ты Малачай.
Впервые Ник осознал это. Полностью. Он видел вселенную такой, какая она есть, и свое настоящее и истинное место в ней.
Более того, увеличилась широта и глубина его истинных сил. Они потекли и соединились. Не только его, но и всех Малачаев, которые были до него.
Он был Монакрибом. Джеросом. Эвандером и Вересом…
Ярином. Илаем. Ксулом. Элионом. Ксарексом. Уту…
Адарианом.
Амброузом.
Всеми ими. Все объединены. От первого до последнего, на протяжении всего времени. Он чувствовал эту связь.
Более того, он видел, как все начиналось, и ощутил ярость первого предательства, которое привело к их созданию. Жажду крови.
Все время его вид жаждал мести.
Ничто не могло ее успокоить.