Вытерев глаза, Калеб фыркнул.
— Продолжать. Позаботься о своей маме. Я позабочусь о Коди.
Ник заколебался.
— Тень что-нибудь узнал?
— Он не нашел мечи.
— Что это значит?
— Что наши враги могут восстановить свою армию.
Желудок Ника сжался так сильно, что от этих слов его стало тошнить.
— Вот как они нас достанут в будущем, не так ли?
Калеб ничего не сказал. Ему не пришлось. Выражение его лица сказало все.
— Мы не можем победить, не так ли?
— Я не знаю, Ник. Цена была такой высокой.
— Но почему? Мы боремся за то, что правильно. Как они могут уничтожать все хорошее, и никто им не мешает? Кажется, никого не волнует то зло, которое они творят. Почему мы должны страдать за остальных?
Калеб горько рассмеялся.
— Ты меня спрашиваешь? Демона-даэву? Помнишь, на чьей я стороне изначально? Не на этой.
Он был прав.
Прокашлявшись, Ник вытер глаза.
— Я познал свои способности, Кей.
— Как раз вовремя.
Ник фыркнул. Да, вовремя. Он снова посмотрел на Коди и подавился очередной волной слез, когда понял, что для нее уже слишком поздно.
— Амброуз возвращался в прошлое и пытался остановить это. Три раза.
— Я знаю. — Калеб поднялся на ноги, а Ник нежно обернул курткой тело Коди.
Его сердце разрывалось, Ник провел рукой по волосам Коди.
— Я думаю, что, если это не сработает, у нас есть еще один вариант.
— Ник…
— Выслушай меня, Калеб. — Ник посмотрел мимо него на Завида. — Это крайне рискованно, но пришло время для крайних мер. Мы не можем остановить их здесь и сейчас. Я думаю, мы остановим Киприана в его времени.
— Как? Ты не знаешь, когда это произойдет.
— Нет, но мы знаем кого-то, кто знает.
Калеб горько усмехнулся.
— Он не позволит тебе этого сделать.
— Думаю, позволит.
Так или иначе, Ник собирался заставить его это сделать.
Глава 13
— Ты сошел со своего каджунского ума.
Такеши буквально задохнулся, как только услышал идею Ника.
Ник покачал головой.
— Коди больше нет.
Он с трудом сглотнул, пытаясь избавиться от комка в горле, который был сродни кому в его желудке. Его настроение колебалось между тошнотворным горем, праведной яростью и безнадежным поражением.
Честно говоря, он начинал думать, что его эмоциям нужен регулировщик, поскольку они переходили из одной крайности в другую так быстро, что даже ему было трудно за ними угнаться.
Одно слово. Легкий аромат. Практически ничего не потребовалось, чтобы отправить его через край почти до уровня самоуничтожения.
И он знал, что если кто это и понимает, то это стоящее перед ним древнее существо.
— Что бы ты сделал, если бы потерял Наширу?
Тьма в глазах Такеши вспыхнула, как шторм. Это было потрясающе и устрашающе. И этого было достаточно, чтобы заставить Ника сделать шаг назад.
— Тогда ты знаешь, что я чувствую сейчас.
Такеши вздрогнул, потирая рукой сердце, как будто оно болело от одной мысли об этом.
— Мне очень жаль, пацан.
— И я чертовски зол. Я жажду крови, и я ее получу.
Более того, он был убит горем и глубоко ранен. На самом деле не было слов, чтобы описать, как он себя чувствовал. Побежденный, и все же яростный и желающий нанести ответный удар, все это смешалось так глубоко внутри него, что потребовалось все возможное, чтобы не наброситься и не уничтожить мир и всех в нем. Ярость, которую он чувствовал от того, что все вокруг него жили своей жизнью, невредимые и нетронутые, не зная и не заботясь о том, что Коди ушла, в то время как он чувствовал себя так…
Он делал все что мог, чтобы сдержаться. Он хотел увидеть, как все это сгорит дотла. Почувствовать, как пепел душ будет оседать на его малачайскую кожу.
Только тогда ярость в его крови утихнет.
«Должно быть, именно это чувствовал Кириан, когда его душа кричала о мести после того, как его предала жена, и Артемида пришла, чтобы сделать его Темным Охотником».
Ник, наконец, осознал это с такой злостью, которую обрушил бы на бога, которого он не знал. Он всегда задавался вопросом, что могло заставить человека продать свою душу ради мести.
Теперь он знал.
Есть некоторые вопросы, которые вам не следует задавать, потому что вы не хотите на них ответов. Если вам станет известна правда, вы не сможете ее вынести. Он был слишком молод, чтобы устать от всего этого настолько сильно.
Жизнь, в конце концов, слишком много раз ударяла его о камни. Он просто не хотел снова вставать. Каждая возможность теперь казалась закрытой и чуждой. В некотором смысле это было похоже на пребывание внутри чужого тела. Как будто его собственная кожа больше ему не подходила.