Такой подход, насколько хватает полета мысли, должен быть четко и ясно сформулирован и располагать широким рядом возможностей. Насколько мне известно, большинство подходов к изучению человеческого бытия очень отличаются от всего, что нам когда бы то ни было приходилось слышать. Другими словами, человеческий организм обладает такой исключительной адаптационной способностью, которая не только обеспечивает нам возможность жить в соответствии с самыми фантастическими общественными законами и правилами, разумеется если они насаждаются с детства, но и создает ощущение, что это совершенно естественный и приемлемый образ жизни, а также практически исключает возможность исследования этой области. Иными словами, до момента овладения речью каждый человек, даже самый глубокий имбецил, осваивает простейшие модели взаимоотношений с родителем или с тем, кто его заменяет. Эти простейшие модели со временем забываются, остаются лишь наиболее устойчивые образования, на которые в дальнейшем многое наслаивается, и таким образом формируется множество новых конструктов.
Иногда эти образования настолько отличаются от тех, какими, по моему мнению, им следовало бы быть, чтобы обеспечить полноценное существование в том или ином обществе, что последующее развитие человека несколько отклоняется от того, что условно принято считать нормой, другими словами - от среднестатистических показателей или от образа жизни большинства людей. В этих случаях мы можем говорить о возникновении психоневрозов или психозов. Но для того, чтобы извлечь пользу из тех знаний о психозах и психоневрозах, которыми мы располагаем, а также выработать определенные приемы работы с такими «деформированными» людьми, мы должны научиться видеть много больше, чем просто внешние характеристики ситуации. Основная сложность заключается в том, что после тщательного изучения этой специфической сферы, вы можете обнаружить много общего между собой и человеком, чья жизнь оказалась у вас «под микроскопом». Очевидное сходство его существования с вашим во многом препятствует осознанию того факта, что, несмотря на столь ярко выраженную внешне идентичность, оно не может иметь для вас обоих одинаковое значение. А потому вы не можете игнорировать те аспекты его жизни, которые кажутся вам совершенно естественными или нормальными.
На протяжении многих лет, когда я пытался сформулировать и структурно представить концептуальную основу теоретической психиатрии, мне казалось очень важным по возможности избегать употребления психиатрических неологизмов. Разумеется, в рамках каждой науки существует свой узкоспециальный язык. Но уж если мы сейчас говорим о науке, предметом которой является сама жизнь, учитывая в то же время все те трудности, на которых я уже останавливался, почему бы нам не внести окончательную неразбериху и не вернуться к «Вавилонскому столпотворению», введя множество непонятных слов? Насколько я могу судить, использование такого непонятного языка заставляет человека ощущать свою принадлежность к некоему тайному обществу, члены которого лишены возможности сообщения с внешним миром и пребывают в плену иллюзии, что они общаются друг с другом. Каждая попытка дать определение большинству специальных терминов, принятых в психиатрии, выявляет огромное расхождение в понимании одних и тех же слов.
Именно по этой причине, как мне кажется, обсуждая вопросы человеческого существования, мы должны стремиться к употреблению слов в общепринятом смысле и, насколько это возможно, подробнейшим образом разъяснять, какой именно смысл мы вкладываем в то или иное понятие, вместо того чтобы «изобретать велосипед», старательно образовывая новые термины от греческих и санскритских корней.
В случае если мне удастся донести до вас свои соображения на сей счет, я надеюсь, что психиатры смогут извлечь из этого пользу, получив возможность формулировать профессиональные и другие вопросы работы с людьми в более общих терминах; и эти термины, я уверен, позволят осуществлять дальнейшие разработки с целью получения более достоверных данных. Людям свойственно стремиться к определенности; они хотят четко различать правильное и неправильное. В этом-то и заключается исключительная предопределенность психиатрии как науки. Как видите, мы совсем не так просты. Мы с вами обладаем таким огромным резервным потенциалом, что на протяжении большей части нашей жизни довольствуемся весьма размытым представлением о том, что правильно, а что - нет.