Есть основания полагать, что осуществить все это практически невозможно. По своей сути всеобъемлющие психиатрические исследования не слишком отличаются от уже упоминавшихся, пожалуй даже слишком часто, ситуаций, когда доктор и пациент страдают практически одними и теми же нарушениями. С вашего позволения, я выскажу свое мнение по поводу того, каким образом можно частично устранить это препятствие, одновременно попытаюсь дать ответ на часто возникающий вопрос:
«Что я могу сделать, чтобы помочь самому себе?»
Здесь уместно вспомнить о моей концепции тревоги. Хотя мы иногда можем не осознавать, по крайней мере в течение некоторого времени, появление в нашей жизни какого-либо другого напряжения умеренной интенсивности, возникновение тревоги никогда не остается незамеченным. Осознание ее может быть мимолетным (чаще всего так и происходит), особенно когда в действие немедленно вступают защитные операции. Это осознание, как правило, сугубо индивидуально, и его специфика широко варьирует не только у разных людей, но и в различных ситуациях, неизменным остается лишь его исключительно дискомфортный характер. В момент возникновения тревоги человек ощущает нечто неприятное; либо он просто понимает, что все идет не так, как нужно, либо обращает внимание на то или иное нарушение активности или тонуса в одной из зон взаимодействия (например, изменение «выражения лица» или голоса), сокращение скелетных мышц, сбои в работе сердца, дискомфорт в области желудка, выступление пота; при появлении одного или нескольких симптомов такого рода человек по меньшей мере на мгновение ощущает незначительный или достаточно острый дискомфорт.
Какие бы события ни последовали за осознанием снижения ощущения благополучия, это не имеет никакого значения. Факт имел место. В ходе обычных интерперсональных взаимоотношений осуществляется ряд операций, наилучшим образом обеспечивающих «минимизацию обращенного на него внимания» или «его скорейшее забывание». Но если человек полон решимости развиваться, совершенствуя самого себя как инструмент активного наблюдения, он должен уделять этим скоротечным вспышкам тревоги огромное внимание, по крайней мере ретроспективно. Их следует рассматривать как индикатор, отражающий рост активности системы самости в существующем на данный момент интерперсональном поле.
Такие вспышки тревоги знаменуют момент, когда в череде событий впервые возникает или внезапно усиливается нечто, носящее дизъюнктивный характер и в большинстве случаев делающее дальнейший контакт с другим человеком нежелательным. Они сигнализируют о переходе от сравнительно несложного движения, направленного на предположительно общую цель, к защите собственной самооценки, что сопровождается некоторым усложнением интерперсонального действия.
Способность человека ретроспективно восстановить ситуацию, в которой появилась тревога, определяет степень, в какой ему удастся вычленить соответствующий паттерн проблемы, мешающей его общению с людьми. Поскольку эти паттерны, как правило, возникают вследствие осуществлявшейся в прошлом подготовки или отсутствия таковой, выявить их нелегко, но, повторяю, все же возможно - при условии отсутствия диссоциации в системе личности человека, ибо в противном случае припоминание значимых деталей вызвавшей тревогу ситуации становится непомерно сложной задачей.
Мне осталось осветить еще два важных момента, касающихся самонаблюдения за дизъюнктивными процессами в рамках интерперсональных взаимоотношений.