Выбрать главу

– Чего?

– Я не хочу ничего этого. Я устал. Я хочу жить с тобой, писать тексты и летом ездить в Турцию.

– Не получится.

Я знал ответ, но все-таки спросил:

– Почему?

– Во-первых, ты врешь. Во-вторых, я не собираюсь жить с тобой и ездить в Турцию. В-третьих, нам сейчас выбирать не приходится. Я, кстати, взяла у Норы деньги сразу за всю работу.

– Сколько?

– Сто пятьдесят тысяч.

– Так бы сразу и сказала. Это меняет дело.

Гурген получит свои деньги от нацзаказа Марка Арона. Я повеселел. Правда, ненадолго. Настя рассказала, что у Норы околачивался Пожрацкий. Она с ним долго болтала и даже ходила в ресторанчик. За его счет. Меня этот факт совсем не обрадовал.

– О чем же вы с ним говорили? О черкешенках, которых он трахал?

Мелко, старик, недостойно. А что делать?

– Гаврила – замечательный человек. Между прочим, он предложил мне работать вместе.

– Ты согласилась?

– Никак ты ревнуешь?

Да, да, старик. Быстрее говори: да.

– Нет, – сказал я.

– Успокойся, я не согласилась. Гонорар не выдержит двоих. Так что работать придется тебе.

Я рассказал про Жженого. Она пропустила мимо ушей, уверенная в гэбэшной крыше на «тойотах». Мне эта крыша показалась проблемной. Равно как и крыша Насти, которую явно сносило.

X

Наутро я встал и пошел в душ. Горячая струя билась об голову, приводя мысли в порядок. Ну что ж, национализм так национализм. Чем не тема для члена «Общества толерантности»?

Меня несло на крыльях вдохновения.

«Как писал замечательный поэт, гражданин и отец замечательных детей Сергей Михалков:

Нет, – сказали мы фашистам, Не допустит наш народ, Чтобы русский хлеб душистый Назывался словом «брот».

Так же, как, добавим мы от себя, и чтобы сливочное масло называлось словом «бутер», – тоже не допустим. Ни в коем разе.

Наши деды, вставшие грудью на отпор немецко-фашистским полчищам, отстояли и Родину, и свободу, и честь, и совесть, и хлеб в традиционном написании этого слова, столь дорогого сердцу каждого русского человека.

Сегодня благодаря антинациональной политике власть предержащих нашим дедам порой не хватает на хлеб насущный, который, тем не менее, вовсю трескают нелегальные мигранты, от которых наши деды сносят унижения и оскорбления, после которых лишь скупая мужская слеза катится по седой щетине, столько пережившей на своем веку: и окопы Сталинграда в блокадном Ленинграде, и ужас сталинских лагерей, и кошмар десталинизации-кукурузизации, и гробовое молчание эпохи застоя, когда Алиевы, Кунаевы и Рашидовы… (Прим. 1. Дописать и поработать над стилем. Прим. 2. Или не работать? Вообще-то запредельный патриотизм предполагает полное незнание русского языка.) Неужто теперь мы позволим, чтобы русский хлеб душистый назывался словом «лаваш»? Чтобы за границей нас называли не Иванами и Наташами, а Гургенами и Зульфиями? Иван, не помнящий родства своего, превращается в Ахмета, который очень хорошо помнит, кто он и откуда, и всюду продвигает своих соплеменников – от высших государственных постов до ларька, которым он владеет. (Прим. Добавить логики.)»

Пора взять паузу. Что бы ни говорили просвещенные умы, мысль человеческая имеет границы, бред – беспределен.

Когда-то давно я лежал с фурункулезной ангиной в Боткинских бараках. Три недели в инфекционной больнице. Практически в тюрьме. Комната – две кровати и две тумбочки. Дверь в смежную комнату, где стоят унитаз и ванна. Выход в коридор запрещен. И сосед мне попался замечательный. Вырос в детдоме. Из детдома – на зону. С зоны – в Петербург и сразу в Боткинские бараки.

Сначала он вел себя прилично. Почти культурно. Потом взял у меня почитать книжку. «История Древнего Рима». На следующий день говорит:

– Никак не могу понять, кто был круче – Цезарь или Спартак?

Я учился на истфаке. Привык, что мне задают исторические вопросы. Хотя бы на экзаменах. Но тут… Я стал объяснять. Мол, с точки зрения физической силы Спартак, вероятно, был круче, поскольку Цезарь, судя по сохранившимся скульптурным фрагментам, был человеком достаточно хрупкого телосложения, но с точки зрения влияния на исторический процесс…

– Ты чего, крыса, – завопил сосед, – не можешь мужику по-человечески объяснить, кто был круче?

И добавил, что таких как я они на зоне зараз петушили.

Он схватил меня за грудки:

– Кто был круче?

– Цезарь.

– Или Спартак?