Но страсть к росписи у нее осталась. Саша продолжала покупать на рынках деревянные заготовки, грунтовала их, как учила Галина Петровна, и с замиранием сердца расписывала, никогда не зная в начале работы, что выйдет из-под ее кисточки в конце. Саша одарила всех родственников, знакомых и подруг своими досками, шкатулками и матрешками, вполне отдавая себе отчет, что они никому не нужны. В современных квартирах не было места ее народному искусству. Даже несмотря на то что Саша выработала свой стиль и расписывала доски фантастическими птицами, зверями и цветами, каких никогда не было не только в природе, но и в практике ни одной из школ росписи по дереву, ее работы не смотрелись в хайтековских интерьерах. Для стиля минимализма они были инородными и слишком яркими пятнами.
Сашины птицы, выполненные мазковой техникой, имели радужное оперение и женские головы. Они были совершенно своеобразными, но у зрителя, при взгляде на них, то ли в памяти, то ли в воображении всплывал Алконост, Сирин или Гамаюн, самые известные птицы славянской мифологии. На самом деле это были птицы мифологии Сашиной души.
Гораздо больше, чем мазковую, она любила прописную технику, потому что та давала больше возможности для проявления фантазии. Птичьи перья и уборы Саша составляла из мелких деталей, которые, в свою очередь, заполнялись тонкими линиями, точками, перекрестьями и окружностями, составляющими причудливый геометрический узор. Бледные лица птиц имели огромные глаза с выражением запредельного знания. Сама Саша не знала того, что знали ее женщины-птицы.
Арбенин ненавидел и птиц, и кисти, и баночки цветной гуаши, и особенно запах лака, от которого у него болела голова. Он считал «эту мазню» пустым времяпрепровождением. Женщина должна варить борщи, печь пироги и воспитывать ребенка. А если у нее остается свободное время, то его вполне можно заполнить сексом, тем более что Сережу очень часто брали к себе погостить обе бабушки и возможности для этого у супругов были неограниченными.
Юрий говорил, что его раздражает согбенная над доской спина жены, ее выпачканные краской пальцы и, главное, ему не нравится, когда жилую комнату превращают в мастерскую. Он хочет жить в уюте, утопая в ласках жены, а не в ядовитых парах лака. Его бесит, когда в каждом углу обеих их комнат он натыкается на выпученные инфернальные глаза птичьих монстров, которые неизвестно что замышляют.
После развода Саша опять достала свои доски и краски. Отвыкшие от кистей пальцы поначалу не слушались, но терпения ей было не занимать. Примерно через месяц она опять уже твердо держала кисть и могла провести самую тонкую линию, изобразить идеальные окружности. Все нижние ящики Сережиного секретера уже были заняты Сашиными работами, но она писала все новые и новые, потому что этого просила душа…
Саша полчаса трудилась над лицом своей птицы, когда вдруг почувствовала, что рисует не птицу, а себя: горчичного цвета округлые глаза, тонкий, со слегка вздернутым кончиком нос, удлиненные тонкие и бледные губы. Саша заглянула птице в свои собственные глаза и покрыла ее щеки легкими веснушками, а под правым глазом ткнула темно-коричневую родинку.
После этого она минут пять просидела в раздумье над вопросом, каким оперением одеть себя-птицу, и решила, что больше всего ей подойдет зеленовато-желтая гамма. Саша обмакнула кисточку в охру, потом вдруг промыла ее, развела на палитре коричневую гуашь с белой, добавила капельку кармина и изобразила птице обнаженную грудь. Дальше уже ничего не оставалось, как продолжать писать свое обнаженное тело. Она только что разглядывала себя в зеркало, а потому не щадила: вот она, слегка обвисшая грудь, вот рубцы растяжек, вот несколько широковатые по современным меркам бедра.
А волосы… Сейчас она напишет свои прекрасные волосы, которым завидует вся налоговая инспекция.
Саша выставила строем перед собой баночки разноцветной гуаши, но вместо волос начала вдруг рисовать фантастические цветы. Получалась не женщина и не птица. Из-под Сашиных рук рождалось на свет фантастическое существо с ее собственным лицом и телом и цветами на длинных закрученных спиралями стеблях вместо волос.
Поскольку подмалевок был рассчитан на птицу с крыльями и с хвостом, то на черном фоне доски осталось много белого поля. Саша и там начала рисовать цветы и маленьких юрких большеглазых и пушистых зверушек, которые, путаясь в стеблях и цветочных венчиках, прижимались к женскому телу.