– Ну… я пойду, – пробормотал Федосеев таким полузадушенным голосом, что Марьяна поняла: только что посеянное уже дало первые всходы. Ей хотелось собрать весь урожай, поэтому сорочка сама собой полезла вверх, ноги раздвинулись, и бедный Женя Федосеев увидел то, чего никогда прежде не видел и, главное, чего никак не рассчитывал увидеть в ближайшие полгода.
Федосеев прирос к стулу, уже не собираясь никуда уходить, а Марьяна, воспользовавшись его замешательством, выбралась из постели. Вторая бретелька сама собой скатилась по шелковистому плечу, сорочка упала на пол, и Жене ничего не оставалось делать, как припасть к беззастенчиво предлагающему себя блистающему телу.
Люся Шевцова была благополучно Женей забыта. Она плакала, требовала объяснений и на нервной почве съехала на сплошные трояки, но это никого не волновало. Женя с Марьяной упали в омут плотской любви, от чего сами весьма пострадали, потому что выныривали лишь к контрольным и сочинениям, и то от случая к случаю. Марьяна не получила даже серебряной медали, но в институт все же поступила. Женя в Политех провалился и отчалил в армию, аж на Кольский полуостров.
Кольский полуостров был так запредельно далеко, что очень скоро Марьяне надоело отвечать на Женины романтические послания. Тем более что в одной с ней группе финансово-экономического института, куда она поступила, учился некто Влад Терехов.
Терехов был старше ее на три года и армию уже успел благополучно отслужить, из чего следовало, что ни на какой полуостров его больше не зашлют. Он казался Марьяне очень взрослым, независимым и мужественным. Она попыталась провернуть с ним вариант с учебником и съехавшей ночной рубашонкой, но успеха он не возымел. Видимо, Терехов уже кое-чего повидал на этом свете, а потому на обнаженку ожидаемым образом не прореагировал. Он прикрыл «больную» девушку одеялом и ушел восвояси, то есть в студенческую общагу.
Марьяна весь вечер прорыдала в подушку и чудным образом заболела по-настоящему. Наутро у нее действительно поднялась температура и дико заболело горло. Она не посещала лекции около двух недель, и по истечении последней Влад Терехов заявился к ней сам с пакетом апельсинов и двумя пирожными «буше».
– Ну, давай, что ли, чаю попьем, – предложил он.
Марьяна, которая уже почти поправилась и от Терехова ничего хорошего не ожидала, плюхнула перед ним на стол чашку с чаем, выложила на тарелочку сразу оба пирожных и зло сказала:
– Трескай!
Терехов не смутился, съел оба пирожных и, улыбнувшись, спросил:
– Обиделась?
Марьяна, запакованная в плотный спортивный костюм на «молнии», сделала вид, что не поняла его намека на прошлую задравшуюся ночнушку. Терехов и этим не смутился.
– Я просто не люблю, когда меня держат за идиота, – сказал он.
– И что? – истерично выкрикнула Марьяна.
– Ничего. Я думал, что ты прикидываешься заболевшей, а девчонки сказали, будто у тебя температура чуть градусник насквозь не прошибла.
– И что? – опять проклекотала Марьяна.
– Ничего… Жаль, что на тебе нет той самой… рубашечки, – без всякой улыбки сказал он. – Сейчас я, пожалуй, оценил бы.
– Перебьешься! Раньше ценить надо было!
– Ну ладно, – согласился Терехов. – Я тогда пойду.
– Скатертью дорога! – рявкнула Марьяна и понеслась открывать ему входную дверь.
В прихожей квартиры, расположенной в старом питерском доме, Терехов ногой захлопнул дверь, услужливо открытую Марьяной, прижал ее к стене и поцеловал так, что ей стал отвратителен толстый спортивный костюм, старый свитер под ним, детская маечка, хабэшные колготки и трусы в зелененькие цветочки. И тем не менее, кроме поцелуя, Терехов в тот день так ничего и не урвал. Дело было не только в заношенных трусиках – Марьяна не хотела ему прощать проигнорированную задравшуюся рубашонку. И не прощала долго. Она крутила романы со многими парнями и особенно любила целоваться со своими поклонниками на виду у Терехова. Он, глядя на ее выкрутасы, кривил губы, целовался с другими, а перед самым выпуском, остановив ее в институтском коридоре, сказал:
– Хватит, Марьяна! Выходи за меня замуж.
– С какой это стати?! – спросила она по инерции зло и заносчиво.
– Ты любишь меня, я знаю, – серьезно ответил он.
– Да?! – сделала она удивленные глаза, а в груди у нее все затрепетало от небывалого ощущения победы над непобедимым Тереховым.