Позднее, уже года через два, гостил я у своего двоюродного брата в Ховрино. Любимым местом для развлечения у нас было дойти до моста на Ленинградском шоссе через канал имени Москвы. Не столь молодые (прямо скажем – старые) москвичи хорошо помнят этот мост. Красивая ажурная металлическая арка, на которой на выезде из города крупная надпись «Ленинград», а с противоположной стороны – соответственно «Москва». Это действительно был торжественно-официальный въезд в столицу. Так вот, уже на «московской стороне», недалеко от моста, стоял подбитый немецкий броневик. В Москве стоял! Проскочил он мост, но тут его и подбили. И лазили мы с братом по нему, не понимая тогда, как же это страшно – фашисты в городе…
Уже в зрелые годы приходилось мне встречать в аэропорту Шереметьево молодежные делегации из-за рубежа. И если это была группа немцев (как правило, из ГДР), просил притормозить машину у памятника «Ежи» в Химках. Три огромных противотанковых «ежа» на мраморном постаменте. Отсюда и Москва видна. И с каким-то злорадством говорил я им, что это самый ближний к столице рубеж, на котором стояли фашистские войска. Совсем рядом были, а Москву не взяли. Нехорошее это чувство – злорадство, но что было, то было.
И еще запомнились мне из военных лет деревянные башмаки и походы в театр. Не было детской обуви, и мама достала где-то сандалии с деревянной подошвой и матерчатым верхом. Они совсем не похожи на сувенирные голландские кломпы. Ходил я в них летом прежде всего потому, что в метро босиком не пускали. В них и в театр ходил. В войну, да и некоторое время после нее был для меня только один театр в Москве – Центральный театр транспорта, что на улице Казакова (ныне – «Гоголь-центр»), сравнительно недалеко от нашего дома. Шли там замечательные детские спектакли, из названий помню только «Город мастеров». Денег у меня не было, а попасть в театр очень хотелось. И попадал я в него только одним путем. Молча и долго стоял тощий пацаненок около билетерши. И в какой-то момент отодвигалась она от дверного проема (специально, конечно!), в эту щель я и проскакивал.
Теперь воспоминание об ужасе метро «Павелецкая». Ни до, ни после случившегося не понимал и до сих пор не понимаю я, как может пространство, архитектура помещения так ужасающе сильно влиять на психику человека. И в книгах об этом ничего не встречал. Но это реально со мною было.
Попали мы с мамой на станцию метро «Павелецкая» во время воздушной тревоги. Всех в это время в метро, как в бомбоубежище, загоняли. И очутился я в страшном месте. Широченные, нависающие над человеком, давящие его квадратные колонны на платформе, облицованные темно-серым, почти черным мрамором. Узкие проходы между ними, низкие потолки, которые мне тоже казались черными. Мрачный могильный склеп. Все сильнейшим образом действовало на психику, особенно ребенка. Мне стало плохо до потери сознания. Я не помню, как мама меня домой довезла.
И с тех пор многие годы мучили меня ночные кошмары: я внутри этого черного страшного склепа. Часто просыпался и в холодном поту ходил по комнате, чтобы успокоиться. Видно, не на одного меня эта станция метро так действовала, поскольку в середине 50-х годов все это было снесено и построили новый вестибюль «Павелецкой» – просторный, светлый. Только в самом его конце почему-то сохранился маленький кусок старой станции с ее мрачными колоннами.
Самые же страшные воспоминания военного детства по какому-то совпадению связаны тоже со станциями, но уже с железнодорожными: подмосковная Правда и вокзал в городе Ряжске. Впрочем, это не случайное совпадение, а логика войны.
Сразу же после начала войны начались, как известно, налеты немцев на Москву. Город стали бомбить. Одна из бомб упала буквально метрах в тридцати от нашего дома, а жили мы на первом этаже, и спасла нас от взрывной волны только высокая каменная стена, в которую окна почти утыкались.
Я не помню (а уточнить уже не у кого, нет в живых ни мамы, ни сестры), каким образом и с кем конкретно – то ли с детским садом, то ли с каким-то детским городским лагерем – вывезли меня летом 41-го года из опасного города в безопасное, как считалось, Подмосковье, на станцию Правда. И сразу же после того, как мы сошли с электрички, попали под жуткую бомбежку! Эта станция в 40 километрах от Москвы была крупным железнодорожным узлом, и немецкие самолеты эшелон за эшелоном сбрасывали сотни бомб на нее. И лезли мы (малые дети!) под горящие вагоны, бежали под осколками в ближайший лес. Помню (помню!), как упала рядом со мной девочка – вся спина в крови. И рельсы, рельсы… Вагоны, вагоны… Взрывы, кровь…