Впоследствии она не смогла припомнить, получала ли команду насчёт серёжек или же действовала, как кролик перед удавом. Не обобрав, её не отпустят. А пузырь подпирал! Ну, скорее!
Там сильно кольнуло, и как-то совсем некстати вспомнился подружкин рассказ о том, как та хулиганила в своей сельской киношке. Если удавалось взять билет в верхних рядах о вокруг никого не было (свои девчата не в счёт, они знали), Кира, лишь гас свет, раздевалась догола и в таком виде смотрела весь фильм, одеваясь только к концу. Узнавала у тех, кто посмотрел, сюжет, и угадывала момент, когда пора. Воображала, что находится в папуасском или таитянском кинозале и снимает верхнюю одежду — для тамошней публики верхнюю, как у нас снимают шубу перед входом в зрительный зал. Не в вестибюле — опоздала якобы потому что. Постепенно обнаглела и стала нагишиться даже в окружении людей (но не сзади), используя моменты привлечения экраном внимания. Ева вот только что поняла, что это реально, никто ничего не замечает.
Одежда была готова к "отстрелу": топик с бесшумной застёжкой спереди, юбочка расстёгивалась сбоку дол конца и разворачивалась, трусики развязывались по бокам и откидывались вперёд. В общем, кайф да и только — сидеть в людном зале а таком виде!
Но там была бесшабашная добровольность, а тут тебя грабят! Неужели дойдут до "в чём мать родила"? Нет, не должны. Этого не скрыть, придётся орать, зачем ему это? Надо бы разойтись по-приличному. Чёрт, прижимает.
"Сдержаться, сдержаться, во что бы то ни стало сдержаться!" — звенело в голове. На это накладывался другой мотив: "Когда же всё это кончится?" Больше ничего ценного у неё не было. Правда, некоторые девки носят типа серёжек в пупке, но не она. Большой волосатый палец только что пошевелил там, разведал. Ну всё, только одежда одна осталась и обувь. Да, ещё заколки в волосах. Что, вынуть тебе, гад?!
Грабитель медлил. Небось складывал одной рукой ценности в сумочку, другую по-прежнему держа на животе. Не давил, спасибо на этом, но вдруг живот ушёл из-под контроля, вспучился, сам вошёл в ладонь. О стенках пузыря и говорить нечего! М-м-м…
"Всё, сейчас потеку. Попросить отпустить?" — мелькнуло в голове. — "Но он же велел молчать. Всё равно попрошу — невмоготу уж".
Но тут прозвучал еле слышный стрекот, и обтяг юбкой правого бедра ослаб. Ей расстегнули "молнию"!
— Возьми юбочку в руки, и я уйду, — прошелестело в ухе.
Ну да, ему же надо обезопаситься от погони, истошного крика вслед. Пока я натягиваю юбку сидя, пока елозю, сдерживая несдерживаемый уже позыв, он и скроется. Ф-фух, хоть конец и край стали видны моим мукам!
Подав вперёд плечи, вся скукожившись, Ева начала стягивать юбочку. С надутого живота та спала довольно легко, обнажив забелевший в темноте кружевной треугольничек. Когда она дома вертелась перед зеркалом, из-под рыхлого кружева загадочно виднелось то розовое тело, то тёмные волосики, а средний шов ладно пристраивался прямо на щёлочку, приятно так щекоча. Так трусики отличали девушку от девочки… Хорошо, что в зале темно, хотя стыдиться всё равно сил нет. Удержаться бы!
Партнёр, казалось, всё понимал, удерживал сиденье, пока Ева, с трудом великим приподняв попку, шуршала юбкой. Даже руку от живота немножко отвёл.
— Ноги выпростай и в руки возьми, — почти ласково прозвучал шёпот.
— Сам, — неожиданно для себя ответила девушка. — Не гнусь я.
Даже наклониться вперёд стало сущей мукой. Белевший в темноте треугольник исказил свою форму каким-то овалом… нет, уже вертикальной полосой посередине. Треугольников стало два! Маленьких, по бокам. С ужасом поняла Ева, что так выпятился её многострадальный пузырь. Не только натянул трусики, аж волосы в щели полезли, засвербили, но и вывалился над V-образным "декольте". В неверном свете мелькнул рельеф краёв пупка, как его пузырь повёл вверх! Почки, стойте, куда, не лезет больше! Глухо. Зловещая тень на животе. Всё там дрожит, напряг нечеловеческий.
Тем временем мужские руки, взяв двумя пальцами девичьи коленки, вынули ножки из юбки, отпустили. Безвольно цокнули каблучки. Чуть слышно прострекотала молния, послышался шорох — юбку выворачивали. Тянет время. Нет, заставит меня терять время, когда уйдёт. Ага, наверное, шарит в карманчиках. Да там же… Как я домой поеду?!
В голове мелькнула злобная мысль — как отомстить. Поймать, закатать в тугие плавки и поить, поить, поить… Всё чтоб прочувствовал мерзавец, все мышкины слёзки чтоб коту этому отлились! Да не по глазам, а в почки!
Руки вдруг ощутили мягкую тёплую ткань — юбка. Согретая её телом, прихлаждённая пальцами мертвящих ладоней. Запутана, скручена, чуть ли не узлом завязана. Найдутся ли силы распутать гордиев этот узел в темноте? Утекают силёнки, то там, то здесь колют иголки мочевой пузырь. Скоро терпение иссякнет. Скоро конец.
Она инстинктивно зажала пальцем уретру, ощутив чудовищную "опухоль". Одной рукой юбку не надеть. О застёгивании и думать не хочется. И тут…
Ну конечно, легенду надо соблюдать до конца. По легенде же парень, уходя от девушки, должен…
Чмок! Через секунду хлопнула, полоснув темноту светом, дверь, но Еве было не до этого. Поцелуй воспламенил её, как свеча зажигания пламенит сжатые пары бензина. Девичье тело, начиная от живота, всё задрожало и стало каким-то цельным-цельным, как будто не состояло из отдельных частей, как будто волна неизведанного ранее наслаждения и не могла захлестнуть его иначе, как — целиком и сразу. Целка! Девушка ощутила себя ярко пылающей звездой, вмиг озарившей зал своим неземным сиянием. Да что там зал — весь мир!
Сладострастный миг, кульминация — и вот поршень пошёл вниз, вниз, вниз, неудержимо, вне всякой воли. Долгий выдох — и благодатное тепло успело надвинуться сверху, захватить ликующую голову, плечи, напрягшиеся грудки с выстрелившими в лифчик алыми сосками, спину… Успело, чтобы от пояса передать эстафету другому, влажному теплу, хлынувшему на живот, затопившему попку, потёкшему по ногам…
Сладострастный, в голос, стон девушки, обмякшей в кресле, слился с последним стоном героев финала мелодрамы.</p>