Бархан, за ним еще один бархан, и так до самого горизонта. По правую руку мелькнул еще один оазис. А может быть, и мираж. Я не присматривался - не было времени любоваться пейзажем, жариться же на солнцепеке не хотелось.
Легкий прохладный бриз начал стихать. Воздух уже грели лучи восходящего солнца, но двигаться еще можно было. Движение играло нам на руку: чем дольше будем идти, тем ближе станем к цели. А до нее еще поря-ядком...
Где-то на третьем часу нашего вояжа стало припекать.
На четвертом мы все уже были мокрые, хоть выжимай.
Шестой час марш-броска свалил группу в тень очень высокого бархана.
- Привал. - Выпалил, хотя нет, быстрей выдохнул Хобот. - Наконец-то, - он со смаком потянул воду из фляги.
- Особо не увлекайся, - сказал я ему.
- Кого ты учишь, командир? Я по всем этим пустыням набегался в свое время. Ученый уже.
- То было в свое время, - я улегся на песок. - А сейчас я за тебя отвечаю, и, честно тебе скажу, на горбу тащить никого не хочется.
- Слушай, кэп, - обратился ко мне Аскорбин. - Тут же оазис под боком. Пойдем туда, а? - Сержант было встал и потянулся рукой к карабину, но я его остановил: - Ну, пойдем мы к этому оазису. А ты можешь дать гарантию, что он не под крылышком исламистов?
- Они нас очень хорошо поприветствуют, - сказал Крот, вытирая шею и лицо платком.
- Будем сидеть тут и глядеть в оба, - окончил диалог Хобот, сняв автомат с плеча и пристроив его на груди.
Мышцы сводило от усталости, дышать было больно: в грудную клетку что-то кололо. Это мне напомнило одну тренировку, что устроил мне наш ротный, когда я сходил в самоволку. Х-хе! Додумался, блин, в Афгане заглянуть в один кишлак. Нас, штрафников, было семь человек, и наш гауптман Штернберг, подловив спокойную неделю без боевых выходов, заставил бегать по плацу с тяжелым брусом на плечах. Нарезали круги все: от простого обер-ефрейтора до некоего Бергмана - грозы столовой, замкомвзода, гауптфельдфебеля с портупеей, да и просто хорошего человека. После пробежки ротный вспомнил, что горнострелковые части ну просто обязаны заниматься альпинизмом в экстремальных условиях. Одним словом, программа дня была насыщена...
Я лежал на песке с закрытыми глазами и вслушивался в звуки пустыни. Легкий шепот ветра, шуршание песка, возникающее от трения мелких песчинок друг о друга. Красота. Вот теперь, когда Сахара выжала из меня соки и заставила рухнуть на ее пески, я ощутил то великолепие, которым она обладала. Это царство песка заключало в себе воистину потрясающий колорит и не передаваемые словами простого смертного шарм и неповторимость. O Mein Gott, я только сейчас стал понимать своего деда. И чтобы это произошло, понадобилась четверть суток физического напряжения.
- Лис, не спи! - хлопнул меня по плечу Хобот.
- И не думал даже, - возразил я, открыв глаза. - Что там у вас?
- Похоже, ты был прав. Фанатики в самом деле облюбовали это место. На, посмотри.
Я перевернулся на живот и, взяв из рук компаньона бинокль, взобрался на вершину песчаного холма и всмотрелся в сторону оазиса. Ну да, так и есть. Караван. И все как на подбор бородатые. Последуй мы совету Аскорбина, тут бы нас и приняли тепленькими.
А фундаменталисты хитрые. Их джип был выкрашен белой краской, как у миротворцев, только по бортам черным был выведен символ веры - шахада. «Нет божества, кроме Бога...» так на самом деле она звучит. В любом случае издалека арабскую вязь рассмотреть достаточно сложно, ошибившийся жестоко поплатится за свою оплошность: ДШК или М2 бьет далеко и пробивает броню натовского бронетранспортера.
- Интересно, что они перевозят? - задумался Крот.
- Оружие. Марафет. Или золото. То, что приносит прибыль, - подал голос лежавший на отшибе Кобаяси. Отчего он обосновался так далеко, я в толк так и не взял.
- Капиталисты долбаные, - недовольно пробурчал Хобот. К исламистам тот особой любви не испытывал, а вообще, как мне думалось, он их ненавидел. - Что ж такое, жили себе в шоколаде и вдруг крылышками затрепетали.
Я не стал говорить, что ислам - религия молодая и у его последователей энергия через край плещет. У христиан такое тоже было, во времена крестовых походов. Тут «лечение» одно - перебесятся и надоест, хотя слишком уж рьяно правоверные взялись за это дело. Да и правоверные ли? Это же ваххабиты, своего рода пуритане у мусульман, ратующие за возвращение к истокам, что в наши дни глупо до безобразия. Хм, а ведь когда-то ислам двигал всю мировую науку - алгебра там, медицина и прочее, пока в Европе костры полыхали. Впрочем, оговорюсь: ничего против верующих не имею, просто есть евреи - есть жиды, есть геи - есть пидоры, есть душевнобольные - есть психи. Так и тут. Нельзя бросаться в крайность, это чревато неприятными последствиями.
- Хобот, следи за округой, - скомандовал я и сполз вниз.
Только я стал приводить мысли в относительный порядок, как в поле зрения материализовался улыбающийся Аскорбин, что не предвещало спокойной жизни на ближайшие пять минут.
- Слушай, командир... - заговорщицким тоном начал он; я даже было подумал, наконец-то что-то серьезное пришло в голову бравого сержанта. Ан нет, я аж сплюнул с досады, когда он задал вопрос:
- Лис...
- Ну?
- А у тебя когда первый раз было?
Если опустить всю ту брань - и немецкую, и английскую, а тем более русскую - что пронеслась у меня в голове за долю секунды, то я, можно сказать, научился держать разум абсолютно чистым, чего не могут добиться индийские аскеты.
- Я тебе просто отвечу - было.
- А как оно было? - В глазах сержанта вспыхнул недетский интерес. Еще бы, дорваться до запретного плода и купить его по «рупь-двадцать» кило.
- Не твоего ума дело, - оборвал я его. - Отставить разговорчики! Думай о работе.
- Есть думать о работе, - разочарованно протянул Аскорбин. Крот, осуждающе разглядывая его, неодобрительно качал головой. И я капитана в этом полностью поддерживал.
Конечно, мы не регулярники и можем допустить вольницу. Однако... М-да, прав Полковник, с дисциплиной у меня в отряде - из рук вон, полный ахтунг, но все же, что ни говори, в ребятах я был уверен.
По козырьку кепи щелкнул камешек. Я обернулся - это был Хобот. Лейтенант знаками подзывал всех к нему, наверх.
- Смотри, кэп, - компаньон протянул мне бинокль. - Караван. Подтягивается понемногу.
Ага, значит, на джипе их дозор, подумал я, прикладывая оптический прибор к глазам.
Из ложбины между барханами, пыля, вытягивалась основная колонна. Четыре вездехода и цепочка навьюченных верблюдов. «Как в Средневековье, ей-богу, - усмехнулся я. - И что вы будете делать?» - провожал я их взглядом.
Караван остановился у оазиса. По приказу полного бородача в белой чалме, английском легком кителе и с саблей на боку несколько человек повели верблюдов на водопой. Другая группа с ведрами в руках, гогоча, направились к воде. Машины, видно, закипели. Поражаюсь, как этот хлам до сих пор еще ездит. Наверное, со времен Войны, и тут, сам того не желая, ваш покорный слуга преисполнился гордостью за немецкий автопром.
Пухлый начальник подозвал к себе подчиненных из младших командиров и принялся им что-то объяснять. Затем он схватился за саблю, рывком вытащил из ножен и взмахнул над головами. Сверкнул клинок, пустив зайчиков прямо мне в глаза.
- Черт, что делает, сукин сын! - ругнулся я, прикрывая ладонью глаза.
- Играет, - пожал плечами Аскорбин.
Чует мое сердце, произойдет нечто, заслуживающее нашего внимания. Так и вышло; предчувствие меня не обмануло: «унтеры», крича и размахивая автоматами, побежали к вездеходам. Спустя секунду оттуда посыпались солдаты.
Два десятка человек, выполняя приказ, быстро построились у машин. Двадцать бойцов, не считая водителей, погонщиков и прочих вооруженных автоматами и карабинами «воинов ислама». М-да, прямого столкновения нужно избежать любой ценой, иначе все, провал.
Аскорбин приложил к плечу карабин, поудобней устраивая щеку на прикладе. Он единственный из нашей группы был вооружен американским М4 - оружием относительно надежным, но на удивление точным. Сержант в моей группе, кроме как подрывник, выполнял еще роль снайпера, marksman на натовский манер.