- Ты что удумал, дебил?!! - сдавленно шикнул я и схватил карабин за ствол, пригибая дуло к земле.
- Как что? Шлепну командира, а то бесит меня эта сволочь.
Тем временем у оазиса происходило следующее.
Вражеские бойцы, подчиняясь приказу, разделились между собой и стали у борта предпоследней машины. Двое с автоматами наперевес вытянулись у бортов вездехода, а остальные... остальные стали в полукольцо. На удивление торжественная обстановка. Как бы чего не вышло...
Под крики двоих бойцов из машины стали выбираться люди. Их неприглядный вид очень явственно свидетельствовал о том, что они - точно не «друзья» этой боевой группы. Невольники, наверное, коли судить по тем лохмотьям, в которые они были одеты.
- Это что такое происходит? - удивленно процедил сквозь зубы Крот.
- Что, что, - передразнил его Хобот. - Не допер?
Ого, какие познания у моего лейтенанта.
- Ну, есть мыслишки, только они слишком мрачные...
- Значит, так оно и выйдет, - горько усмехнулся компаньон.
Белая Чалма, как я мысленно окрестил командира исламистов, подошел к стоящим под прицелом оборванцам. Бедняги, еле на ногах держатся, но этот факт начальника и близко не цеплял. Тот поигрывал сабелькой - скучал, видимо. Спустя мгновенье он изменился в лице, резко взмахнул клинком дамасской стали и что-то проорал. Этот дикий клич подхватили подчиненные, также подняв кверху оружие. Картина была устрашающая и значила только одно: пленным оборванцам недолго осталось.
По приказу своего лидера фанатики прикладами погнали пленников в тень деревьев. Сейчас начнется кровавое представление, мелькнула мысль. Я даже почувствовал, как похолодели сжимающие цевье автомата пальцы.
Невольники, выстроенные в ряд, покорно ждали своей участи. Белая Чалма стал ходить вдоль «строя» и что-то покрикивать на неизвестном мне языке. Хобот, похоже, понял о чем речь - догадка высветилась на его искривленных кислой усмешкой губах.
- Только не говори, что их сейчас пришьют, - сказал Крот. - Это было бы слишком банально.
- Банально... - передразнил напарника лейтенант. - Много ты понимаешь. Тут речь идет не о банальностях.
- Тогда о чем? - спросил я.
- Нечто эти гаврики учудили, - пояснил Хобот. - Очень нехорошее. А охранники, - кивок в сторону фанатиков, - сильно расстроились и каждого третьего будут воспитывать.
- Как воспитывать?
- Доходчиво.
- Плетью? - решил уточнить Аскорбин с надеждой о хеппи-энде в глазах.
- Пулей...
И в самом деле доходчиво. Я лишь скрипнул зубами. Завидовать этим беднягам не приходится.
- Ситуация, - Крот растянул слово. - Вмешаться мы не можем, но и смотреть, как умирают на твоих глазах люди, тяжело.
- Да?
- Да, - ответил капитан на ехидный вопрос. Глаз его лихорадочно заблестел. - Когда сам обрываешь жизнь, видеть смерть гораздо проще, но наблюдать со стороны - увольте. Слуга покорный, я солдат, а не палач.
- А Женевская конвенция считает по-другому, - съязвил сержант.
- Захлопни варежку, молодой. Тоже мне, гуманист выискался.
- Я что, не предлагал вальнуть главного? - злобно зашипел Аскорбин. - Секундное дело: раз! - и мозги наружу.
- Хватит ругаться, - внезапно подал голос Кобаяси. - Смотрите, что происходит внизу.
Группа перевела взгляд на оазис. Картина была такая: один из невольников вдруг рухнул на колени и, вцепившись в штанину Белой Чалмы, вскричал, моля о пощаде. Во всяком случае, выглядела сия нелицеприятная сцена именно так, потому что в другой руке, протянутой к исламистскому командиру, что-то блестело.
- Твою мать, золото! - Аскорбин был готов вскочить от удивления, но я ему не дал этого сделать.
- Не смей, придурок! - я ткнул чеха носом в горячий песок. - Засветишься сам и других выдашь. Тогда амба заданию. Не кипятись, сержант.
- Да понял я, Лис, - отплевывался напарник. - Понял, пусти только.
Но даже золото не прельстило Белую Чалму - он брезгливо пнул пленника в грудину. Тот отшатнулся, и тогда сабля опустилась на его голову. Фонтаном брызнула кровь.
- Ха, - удивился Хобот, - идейный попался, надо же...
- За идею погибали, лейтенант, - Кобаяси недовольно поморщился. - Сотнями и даже тысячами, - прибавил он.
Двое из шеренги, взревев, в отчаянном порыве набросились на палача, повалили его наземь. Остальные рванули кто куда.
Но куда там, пуля-то быстрее.
...Умиротворенную тишину пустыни вспороли длинные автоматные очереди. К ним примешивалось уханье карабинов, разбавленное руганью бросившихся на помощь начальнику людей...
Много времени экзекуция не заняла, минуту от силы. Когда упал последний беглец, стрельба прекратилась. Но на этом не закончилось, а только началось, ведь напавшая на Белую Чалму пара была жива. У меня в животе отчего-то все затянулось в тугой узел. Вот кому-кому, а им я не завидую точно. О быстрой и безболезненной кончине теперь не было и речи. Произошедшее после всего этого только подтвердило мои самые неблагоприятные прогнозы, но, черт меня дери, милосерднее было бы этих отчаянных парней просто пристрелить. Как тех, кто решился на бегство.
Я читал, что так казнят за прелюбодеяние, но фундаменталисты убили одним патроном двух вальдшнепов: и расправились с наглецами, покусившимися на командира, и устроили себе легкое развлечение. Закопав тех двоих по пояс в землю, фанатики тупо забросали их камнями, соревнуясь между собой в различных вариациях изуверства и хохоча при этом во все горло. Живодеры!
Оставив два бездыханных тела, исламисты погрузились в машины и снялись с места. Следом, величаво и гордо, двинули верблюды, осторожно ступая по нагретому за этот сумасшедший день песку.
Когда караван скрылся за гребнем бархана, мы спустились к оазису. Я уже достаточно воевал и много зверства видел, но каждый раз поражался извращенной людской жестокости.
- Надо бы их похоронить, что ли, - не помню, кому в голову пришла эта идея, но я согласился.
- Ребята, не знаю как вы, а я тут ночевать не хочу. На душе муторно, - Аскорбин в сердцах подфутболил валяющийся на земле золотой слиток, будто никому не нужный булыжник. - Да и по карте можно другое место для отдыха найти.
- Что, салага, жалеешь, что не выстрелил? Понимаю, - отозвался Хобот.
- Группа, двинули, - распорядился я, повернувшись спиной к холмику братской могилы - все что могли, мы сделали.
Вечерело. Дневной зной нехотя уступал место вечерней прохладе. Подул легкий ветерок. Вершины барханов окутались пыльными облачками.
Что ни говори, но пустыня, повторюсь, обладала какой-то непревзойденной неповторимостью, неким шармом: жаркие дни и в то же время холодные ночи и прохладные вечера - удивительный контраст. В какой-то момент это даже стало мне нравиться. Но если вдруг кто-нибудь захочет спросить, почему эта земля все-таки проняла меня, то отвечу честно: «Не знаю». Это сродни любовному порыву к красивой девушке. Тебя тянет, а объяснить, в чем причина, не можешь. Такая вот забавная ситуация.
Ближе к двум ночи мы вышли к еще одному небольшому оазису, где и решили переночевать. Я улегся под пальмой и стал смотреть в ночное небо. Нагретый жарким солнцем за день песок все еще держал тепло и приятно грел спину. Остальные улеглись кто где. Кобаяси, как всегда, на отшибе. Сколько за ним наблюдал, так и не смог найти причину его нелюдимости. В боевой обстановке все должно быть наоборот: крепкая спайка коллектива гарантирует тебе сохранение жизни на более долгий промежуток времени.
А вокруг стояла тишина, нарушаемая плеском накатывающихся на берег волн небольшого озерца.
Показалась луна. На воде пролегла серебристая дорожка.
- Слышь, командир, - обратился ко мне Аскорбин. - Не спишь?
- Не сплю, - отвечаю.
- Сколько нам еще переться к точке?
- Если выйдем в семь ноль-ноль, то к двадцати трем часам дойдем. А что?
- Да ничего особенного. Просто так спросил.
- Весьма странно, - произнес я, растягивая слова.
- Это почему? - тут же последовал вопрос.