Интерфейс
Посвящается Уилбуру
Часть 1. О положении страны
1
Кабинет Уильяма Энтони Коззано – это чистый скандал! – кричали в управляющем совете Исторического общества штата Иллинойс. Более века он служил пристанищем для нескольких десятков губернаторов, оставаясь прежним. Затем в него въехал Коззано и сразу же вывез древнюю мебель на склад (Абрахам Линкольн величайший человек в истории, заявил он, но стол у него был дерьмовый, да и кресло Стивена Дугласа{1} – тоже не подарок). Коззано осмелился осквернить этот украшенный фресками храм электронными устройствами – в кабинете появился тридцатишестидюймовый «Тринитрон» с поддержкой режима «картинка в картинке», чтобы губернатор мог смотреть канал C-SPAN и футбольные матчи одновременно! Кресло было ему под стать – высокотехнологичное устройство, в котором настраиваемых элементов было больше, чем в человеческом теле насчитывается костей. Он достаточно настрадался во Вьетнаме и на заледенелом дерне «Солджер Филд», сказал Коззано, чтобы еще претерпевать муки на античных седалищах, а Историческое общество штата Иллинойс пусть катится к черту. Кресло губернатора обладало всеми теми достоинствами, которых он сам был лишен: оно было пухлое, мягкое, покрыто нежнейшей кожей – Коззано же был подтянутым, жилистым мужчиной с обветренным лицом, как будто вырубленным из дубового массива всего несколькими ударами резца; он словно бы всю жизнь ждал, чтобы приобрести свой истинный облик.
Однажды январской ночью Коззано сидел в этом своем кресле, держа в левой руке авторучку размером с хотдог. Каждые выходные он возвращался домой, в городок Таскола, чтобы подстричь лужайку, сгрести опавшие листья или расчистить снеговые заносы, и движения руки по бумаге сопровождал сухой царапающий звук, производимый мозолями.
Авторучка выглядела дорогой и была подарена ему какой-то невероятно важной персоной много лет назад; Коззано забыл, кем именно. Его покойная жена Кристина вела учет подаркам и рассылала дарителям записки, рождественские открытки и тому подобное, но после ее смерти поток этих маленьких любезностей иссяк – и никто, вроде бы, не обиделся. Коззано находил, что массивное тело ручки прекрасно лежит в руке, пальцы охватывают его естественно, не защипывая, как дешевую шариковую, а чернила истекают на бумагу свободно – перо поскрипывало, а мозоли шуршали, пока он подписывал счета, заявления, решения, письма и рекомендации, струившиеся через его стол бесконечной рекой, словно дружные отряды кровяных клеток сквозь капилляры легких – торжественная процессия, поддерживающая в политическом теле жизнь.
Его кабинет располагался на втором этаже восточного крыла, над главным входом в Капитолий штата, и прямо перед ним расстилалась обширная лужайка, украшенная статуей Линкольна, обращающегося к Спрингфилду с прощальной речью. Окон в комнате было всего два – высокие и узкие, они выходили на север, и северное крыло и массивный купол Капитолия не подпускали к ним даже багровый закатный свет. Коззано называл свой кабинет «полярный кругом», поскольку это был единственный участок на территории штата Иллинойс, на шесть месяцев в году погружавщийся во мрак. Шутка, особенно во времена эндемического географического невежества, звучала смутно, но смех вызывала все равно, потому что шутил губернатор. Лампа у него на столе горела круглый день, но когда наступила ночь и небеса за окнами почернели, он не стал включать люстры и сидел теперь в лужице света посреди наполняющей кабинет тьмы. Бесчисленные декоративные объекты, выстроившиеся вдоль стен, улавливали свет лампы и отражали обратно.
Каждый губернатор украшал кабинет по-своему. Всего лишь несколько предметов пребывали в неизменности: нелепая фреска на потолке и тяжелые двери с медными львиными головами в центрах створок. Его предшественник отдавал предпочтение консервативному классическому стилю девятнадцатого века и наполнил помещение принадлежавшими Линкольну и Дугласу реликвиями. Они производили впечатление на посетителей и повергали в состояние восторга туристические группы, приходившие раз в час, чтобы залить их огнем фотовспышек поверх бархатного каната. Коззано отменил экскурсии, захлопнув двери прямо у туристов перед носом и оставив их наедине с медными львами, чтобы превратить кабинет в фамильный музей семьи Коззано.
Этот процесс начался прямо в день его первой инаугурации с маленького фото покойной жены Кристины, установленного на углу исторически некорректного стола. Следующими, естественно, появились фотографии его детей – Мэри Кэтрин и Джеймса. Не было, однако, никаких причин ограничиваться ближайшими родственниками, и Коззано привез несколько ящиков с фотографиями патриархов и матриархов ушедших поколений. Кроме того, он хотел видеть здесь и изображения своих друзей, членов их семей, а также различные памятные вещицы, выбранные отчасти из сентиментальных, а отчасти – из сугубо политических соображений. Когда Коззано закончил украшать кабинет, в нем практически не осталось свободного места, членам Исторического общества поднесли нюхательные соли, а сам губернатор, усевшись в первый раз в свое большое кожаное кресло, смог окинуть одним взглядом всю генеалогическую и экономическую историю клана Коззано и штата Иллинойс, каковые, в сущности, являлись единым целым.