Верхняя половина черепа бабуина была удалена, открывая мозг. Парк и Тойода копались под капотом, работая с электропроводкой бабуина. Тойода орудовал тонким зондом с миниатюрной видеокамерой на конце. Изображение с камеры поступало на широкоэкранный «Тринитрон». Едва слышные высокочастотные щелчки и посвистывание неслись из наушников его «Уокмана» – он слушал какую-то особенно смертоносную разновидность американской музыки.
Парк держал в одной руке ретрактор, а в другой – кружку кофе. Оба не обращали внимания на бабуина, сосредоточившись на экране. Он показывал внутренние пространства мозга бабуина: мутную вселенную серой жижи, пронизанную там и сям разветвленными трассами кровеносных сосудов.
– Чуть-чуть влево, – посоветовал Парк. Камера сместилась влево и изображение на экране внезапно изменилось: на нем возникло нечто твердое, с прямыми гранями, внедрившееся в мозговую ткань. Эта штука попала сюда не через только что проделанное отверстие – она выглядела так, как будто мозг нарос вокруг нее, как древесный ствол вокруг стойки ограды. Объект имел нейтральную молочно-белую окраску и серийный номер, выбитый сверху. Любой простак с улицы определил бы материал, из которого он был изготовлен: тефлон. Сквозь просвечивающий тефлоновый корпус можно было разглядеть узор в виде солнца с растопыренными лучами, напоминающий флаг Императорского флота Японии и выгравированный серебром на нейтральном сером фоне. В центре светила виднелся крохотный квадратный участок, содержащий несколько сотен тысяч микроскопических транзисторов.
Но Парк, Тойода и доктор Радхакришнан на него и не взглянули. Все трое рассматривали интерфейс – границу между резкой гранью тефлонового кожуха и мозговой тканью, пронизанной бесконечно сложной системой капилляров. Она выглядела неплохо: никого опухания, никаких следов некроза, никаких зазоров между бабуином и микрочипом.
– Ништяк, – сказал Тойода, произнося этот новоприобретенный образчик американского сленга нарочито отчетливо.
– Бинго, – сказал Парк.
– Это который бабуин? – спросил доктор Радхакришнан.
– Номер двадцать три, – сказал Тойода. – Имплантация была три недели назад.
– Как давно его сняли с иммуносупрессоров?
– Неделю назад.
– С виду у него все хорошо, – сказал доктор Радхакришнан. – Полагаю, мы можем дать ему имя.
– Окей, – сказал Парк и неуверенно отхлебнул остывший кофе. – И как мы его назовем?
– Давайте назовем его Мистер Президент, – сказал доктор Радхакришнан.
У кабинета доктора Радхакришнана его ожидали двое мужчин. Это было необычно, особенно в такую рань; даже секретарь доктора появится не раньше, чем через полчаса. Одним из посетителей был доктор Артаксеркс Джекман собственной персоной, и вид у него был какой-то надутый и одновременно потрясенный. Второго, соломенного блондина лет сорока, доктор не знал. Костюм на нем был лучше всех, которые доктору Радхакришнану доводилось видеть к западу от Миссисипи – угольно-серая пара в широкую полоску, наводившая на мысли о Лондонском Сити. Оба при появлении доктора Радхакришнана встали.
– Доктор Радхакришнан, – сказал Джекман, – мы никого не застали и решили, что посидим здесь и дождемся вас. Познакомьтесь с мистером Сальвадором.
– Доктор Радхакришнан, знакомство с вами – удовольствие и большая честь, – сказал Сальвадор, протягивая руку. Он не носил украшений, помимо запонок; когда он протянул руку, из рукава пиджака показалось ровно столько манжета – белого, без узоров – сколько нужно. Он не попытался на американский манер сокрушить ладонь доктора в своей. Выговор у него тоже был явно не американский, но понять, какой именно, не представлялось возможным – акцент был неотслеживаемый, как требование выкупа.
– А вы ранняя пташка, – сказал доктор Радхакришнан, приглашая мистера Сальвадора в свой кабинет. Джекман уже откланялся – медленно и неохотно, бросая взгляды через плечо.
– Не более вашего, доктор Радхакришнан, и определенно не столь близок к небу, – сказал мистер Сальвадор. – Джетлаг не давал мне спать, и я решил, что могу приехать пораньше, коли так.
Доктор Радхакришнан налил ему кофе. Сальвадор некоторое время держал кружку перед собой, исследуя ее, как только что откопанную амфору – словно он никогда не видел, чтобы кофе подавали в чем-то помимо чашки с блюдцем.
– «Команчи», – прочитал Сальвадор надпись на кружке.
– Название футбольной команды этого учебного заведения, – сказал доктор Радхакришнан.
– Ах да, футбол, – сказал Сальвадор, что-то смутно припомнив. Он выказывал все признаки человека, который только что прилетел из другого полушария и пытается проникнуться местной культурой. – Верно, это ведь глубоко футбольная территория. Пилот сказал мне, что здесь горное время. Это так?