Мел рассмеялся.
– Значит, сейчас я поеду домой и устрою папе головомойку за то, что он собирается застрелиться, пока с ним сидит Патриция. – Она тяжело вздохнула, пытаясь избавиться от болезненного ощущения в груди. – Но как тяжело разговаривать с ним, когда он... из-за того, что на него все это свалилось.
– Слушай, на самом деле он и об этом знает. И именно поэтому и принял решение.
– Значит, вот почему ты здесь? – сказала она. – Это что, официальное послание от папы?
Мел фыркнул.
– Шутишь? Он убьет меня, если узнает, что я говорил с тобой об этом.
– О. Я думала, мне предоставляется последний шанс поговорить с ним, прежде чем он это сделает.
– Ни в коем случае. Думаю, я поймал его на месте преступления. Изготовившимся к стрельбе, – сказал Мел. – Сейчас он слишком смущен, чтобы на самом деле нажать на курок – на некоторое время.
– Ну... конечно, я хочу, чтобы он жил. Но должна признать, что самоубийство в таких обстоятельствах гораздо больше отвечает его натуре.
– Именно так, – сказал Мел. – Не считая возможности нанести последний удар Патриции, что само по себе достаточно соблазнительно.
Мэри Кэтрин рассмеялась.
– Но он этого не сделает, – сказал Мел.
– И почему же нет? – мысль об отце, принявшем решение и отступившемся от него, была непривычной.
– Есть одна возможность, мы сейчас с ней как раз разбираемся. Новый метод, который, возможно, снова сделает его собой.
– Я ни о чем подобном не слышала, – сказала Мэри Кэтрин.
Мел положил портфель на стол и отщелкнул замок; извлек коричневый конверт и передал его Мэри Кэтрин.
Внутри обнаружилось с десяток научных статей, в основном репринты из технических журналов. Сверху лежала черно-белая фотография восемь на десять с изображением невероятно модернового здания на утесе над океаном.
– Что это за место?
– Институт Радхакришнана. Они занимаются самыми продвинутыми неврологическими исследованиями. В этих статьях есть кое-что об их работе.
Мэри Кэтрин отложила фото в сторону и стала листать статьи.
– Я подумал, тебе будет интересно на них взглянуть. Для меня-то это полная абракадабра, – сказал Мел.
Мэри Кэтрин нахмурилась.
– Я знакома с этими статьями. Я уже видела их. Все вышли в последние три года.
– И что?
– Ну, все, что в них описано – вполне заурядные исследования. Я хочу сказать, вот в этой говорится о технике выращивания мозговых клеток бабуина in vitro с последующей имплантацией их в живой мозг.
– И что?
– И дата выхода статьи – три месяца назад. Это означает, что она была написана где-то в прошлом году.
– И? – Мел мог продолжать задавать этот вопрос до скончания веков или до того момента, как поймет, что вообще происходит.
– И выглядит это так, как будто парни, которые в прошлом году изобрели колесо, сейчас утверждают, что могут собрать машину.
– Ты хочешь сказать, что между умением высаживать какие-то клетки в бабуиний мозг и возможностью вылечить твоего отца – чертовски широкая пропасть?
– Именно.
– Сколько времени уйдет на то, чтобы ее пересечь?
– Ну, я не знаю. Такого никогда раньше не делалось. Но я бы сказала, что если все пойдет хорошо – то пять-десять лет.
– И почему же они...
– Они нейрохирурги, Мел. В медицинском мире нейрохирурги – настоящие мачо-психопаты. Никто перед ними не устоит. Для них решение любой проблемы – острая сталь. Но на самом деле они ни на что не способны.
– Что ты имеешь в виду? По-моему, если ты готов проделать дырку в чьих-то мозгах, то ты способен на очень многое.
– Для большинства неврологических проблем лечения нет. Они могут удалить опухоль или гематому. Но перед действительно важными проблемами они бессильны, а поскольку они мачо-психопаты, бессилие их бесит. И именно такая мотивация стоит за всеми этими исследованиями. А еще завышенные претензии.
Мел обдумал ее слова.
Мэри Кэтрин пила газировку и наблюдала за размышляющим Мелом. Как обычно, оказалось, что его дела имеют множество дополнительных измерений, о которых он не трудится сообщать. Серый зимний свет сочился через окно, подчеркивая морщины на лице Мела, и внезапно оно показалось ей пугающе сосредоточенным.
– Трудное это дело, – сказал он наконец, качая головой. – Слишком много эмоционального дерьма лезет под ноги. Не могу мыслить ясно.
– И о чем ты думаешь, Мел?
Мел покачал головой.
– Пять или десять лет. Понимаешь, я ведь еще ни с кем толком не говорил. Все, что у меня есть – это чьи-то забросы. Эти забросы настолько деликатные, что я даже не вполне уверен, а были ли они? Вот это вот... – он показал на фотографию и статьи – прислали под видом заявки на финансирование. Хотят знать, не желает ли твой отец внести какой-то вклад. Но это не совпадение. В этом я чертовски твердо уверен.