Крепость ещё стояла. Повелитель знал, что скоро она утонет в потоках крови. Только ему и никому больше нельзя сидеть на великой скамье в храме Великих.
Правильно организованная толпа становится стихией. Ни одно царство, ни один народ не может противостоять армиям избранного тирана Санкал! Самого Тагра! Великого царя!
Что же делалось и творилось в этот день за стенами Тилкана? Как предполагали защищать древний город? О чём его смелые военачальники и главнокомандующий говорили в этот тяжёлый и последний для жителей день?
А говорили они о...
И он опять прошёл к другому концу сарая на солнечную и жаркую сторону. Когда повернулся, глаза главнокомандующего встретились с глазами старшего военачальника.
– Сколько же можно ждать? Может быть, это была мерзкая ложь?
– Нет. Бейбур не позволит себе солгать. Он помощь слабым! Помеха сильным! – ответил военачальник, опустив руку на массивную рукоятку широкого меча, висящего на серебряной портупее с львиными головами.
– Кто должен был передать пергамент? – снова спросил главнокомандующий, лёгким и быстрым шагом подойдя к тучной фигуре военачальника.
Тот устало взглянул.
– Это должен был сделать смелый и мужественный письмоносец по имени Керлаг. Он не мог просто так сдаться.
Глазам военачальника вновь открылась крепкая и мускулистая спина главнокомандующего. Он прошагал к потокам солнца.
Потом прищурился и, остановившись по середине сарая, зычно потребовал: «Воды!»
Брови его сдвинулись, он стал хмур, но со своим гигантским ростом, с чёткими чертами лица, всё в нём выдавало смелого и отчаянного человека.
Одноглазый, худой слуга, в рваной тоге выскочил к полководцу и подал кувшин полный воды.
Сильная рука опрокинула кувшин над головой. Он сполоснул лоб, волосы на макушке, затылок, затем главнокомандующий припал ртом к кувшину и сделал несколько глотательных движений, осушив почти до дна. Потом молча подал кувшин обратно, обтер губы, спросил: «Сколько осталось на центральных воротах?»
Старый вояка отвечал: «Три когорты Отважного, как и велели приказывать».
Главнокомандующий небрежно мотнул головой и военачальник, прогромыхав, вышел из-под крыши сарая на жгучее солнце.
– Полудамент! – скомандовал полководец. Когда на его могучие плечи лёг плащ, уверенной походкой гордо вышел к своему коню.
Минутой позже жители города видели, как по улицам Тилкана передвигался на быстрых рысях, на высоком коне, полководец. В полном одиночестве и без охраны.
По улицам катили здоровенные бочки с водой и прогуливались облачённые в панцири и шлемы с мечами наперевес и при полном параде, легионеры. Из некоторых таверн неслись песни и пьяные возгласы инвалидов и стариков. Преимущественно тех, чьей помощью пренебрегли.
Город жил, но последним мирным днём.
У центральных ворот шла напряжённая монотонная работа. Солдаты копали ров глубиной под двадцать футов. Другие выгребали из образовавшихся ям лопатами, скребками, мешками и ивовыми плетёными корзинами песок с мелкими камнями. Иногда требовалось на верёвках поднимать и извлекать целые обломки известняковых плит. Несколько раз копатели менялись под лучами жаркого невыносимого солнца.
За рвом расположились около десятка замаскированных метательных машин с грудой камней, нанесённых специально для стрельбы. У машин толпились легионеры и подтягивали какие-то механизмы нехитрыми рычагами. Смазывали и проверяли. Там и сям торчали перевёрнутые телеги, небольшие навесы и палатки. Все готовились к предстоящему бою.
Огромное количество всадников по указанию легатов и командиров передислоцировалось с крайних противоположных районов вглубь города, поднимая облака пыли из-под копыт.
Миновав кучу всяких заграждений, одинокий и гордый всадник, наконец, встал около ближайшего навеса, установленного на длинных шестах, с крышей укрытой толстой запылённой и рваной материей.
Под маленьким навесом на деревянном стуле сидел старый толстоватый командующий пехотным манипулом с деревянной правой ногой. Толстяк в присутствии двух слуг, стоящих за его спиной, с видимым удовольствием, доедал белое мясо большой и жирной рыбы, от которой сейчас остались лишь облизанные и объеденные кости.