И вот эдакий престранный экипаж, сопутствуемый стаей чёрных воронов, прорезал крепкий холодный морозный воздух одним из мартовских дней. Вернее ночей.
Пустое без звёзд небо, печально глядело на уносящуюся жертву.
Силою интеллектуального ума или же какою-то чёрной магией подвластной только одному ему, Тунгус Перьяславский, блестя глазами, руководил и держал подле себя кресло с перепуганным на смерть в нём Самоваровым на расстоянии менее фута. При этом у юноши шевелились волосы на голове и это далеко не от ветра, а от страха. Самого настоящего. Мало того, его охватил мороз и холод. Казалось ещё немного и он превратится в сосульку. Ведь он не успел одеться, как следует, перед воздушным путешествием над городом. Но то, что он вновь лишился права что-либо говорить и делать, охваченный гипнотическим сном, во время которого всё видел и понимал, говорило само за себя и стало самым страшным для него испытанием сейчас. Это, безусловно, было опять же затеей, всё того же, трижды неладного Перьяславского.
Не успели они взметнуться на высоту края крыши панельного пятиэтажного дома, как в память врезались ухваченные из поля зрения Самоварова некоторые детали. Врезались и глубоко запали. Это дорога, освещённая наклонившимися телеграфными столбами с фонарями. Ещё побитый горшок, превратившийся в кучку чёрной земли прямо под балконом и возле клумбы, попавшей в слабое освещение около подъезда. В некоторых окнах он приметил горящие яркие электрические огни. И престранно было думать в этот момент, что можно упасть с кресла, ибо оно оставалось без движения, в то время как всё вокруг двигалось, перемещалось, подстраивалось, изгибалось, будто чёрная река текла вокруг множеством разных мелких потоков и ручейков. Нельзя было понять, как они двигаются и как они устроены.
Внизу промелькнули заснеженные крыши, однако на половину стаявшие и обнажившие свои блестящие участки, крытые шифером, листовым железом, рубероидом, толью, черепицей. Кирпичные трубы гордо торчали над близко установленными антеннами.
В одно какое-то мгновение кресла оказались уже на достаточно хорошо освещённом главном проспекте имени Ленина, и следовало ожидать, что экипаж отправиться прямиком к реке, но он резко вдруг поднялся вверх и развернувшись, пустился обратно. В обратную сторону.
На проспекте мелькали слабые огни автомобилей, нёсшихся по чёрной асфальтированной дороге.
Луна тускло мерцала сверху, превратившись в тонкий и длинный полумесяц.
Огромная стая ворон, каркавших под самые уши, наконец-то поредела. Основная часть отделилась от экипажа и устремилась в сторону чахлого блёклого парка. Назойливое сопровождение уменьшалось.
Сильный ветер обдувал неприкрытую голову Самоварова, а мороз щипал щёки.
Больше Егор Самоваров ничего не видел. Кресло с Тунгусом странно прибавило скорости и скрылось впереди. Но чуть позже оно вновь вынырнуло в двух метрах перед креслом Егора. Он разглядел огромную чёрную спинку вольтеровского кресла, на котором теперь сидела маленькая фигурка карлика Джека и голову накрытую треуголкой с развевающимся за ней шлейфом белым хвостом и черной с блёсткой бабочкой на нём.
Так продолжалось некоторое время, наконец, Самоваров бросил взгляд вниз и понял, что они находятся над самым старым кладбищем, в противоположной стороне от реки. От могил на этом кладбище шёл фосфорический блеск. Плясали странные неестественные огоньки. Надгробных же плит разглядеть было нельзя. Слишком высоко. Метров пятьдесят, а может к ста.
Между тем кресло Тунгуса сравнялось с креслом Самоварова.
– Как вам такая ночная прогулка? Как вам полёт? – усмехнувшись, блеснул глазами Тунгус, повернувшись лицом к испугавшемуся Егору, как будто присел к столу, за которым находился перепуганный юноша, помогая ногами и руками, придвинув поближе кресло, чтобы сесть ближе напротив.
– А... а… вы… разбойник! – дрогнувшим голосом произнёс отрывисто Егор.
По еловому и сосновому лесу разнёсся хохот двух весьма престранных лиц. Тунгуса и Джека. Тунгус хохотал громко. Откидывая голову назад, придерживал шпагу. Карлик качал и мотал ногами, тонко заливался весёлым смехом ребёнка, мотая головой, от чего тут же закаркали вороны.
– Фу, проклятые! – крикнул Тунгус: «Нигде покоя нет! Брысь!»
Вороны быстро рассеялись. Поднялись выше в небо. Замахали поспешно чёрными крыльями, удаляясь прочь.