Теперь сбоку дома зияла пустая чёрная дыра.
Сейчас же виновник влетел вовнутрь пустого проёма, увлекая и Самоварова.
Когда помещение резко осветил электрический свет, Самоваров зажмурился. Спустя минуту увидел, что это вовсе не квартира, а магазин. Честно говоря, это была аптека.
Размещалось аптечное заведение прямо на первом этаже жилого пятиэтажного кирпичного дома. Вход вынесен специально с противоположной стороны отдельным подъездом.
Кресла Вольтера замерли на самой середине торгового зала. С правого края стояли остеклённые витрины, за стеклом которых находились всякие медицинские препараты и товары. Среди них тюбики. Скальпели различной величины и длины. Футляры для очков. Зубные щётки и ковырялки. Градусники, шприцы, упаковки ампул, рулоны ваты, упаковки с бинтами, разноцветные жгуты. Пустые металлические пробирки, мази в железных коробочках со змеиными ядами и вазелином, картонные коробочки с длинными иностранными названиями. Всевозможные кислоты в пузырьках и составы успокоительных капель. Более всего, бросалась в глаза аскорбиновая кислота в стеклянной баночке. Бутылочки красноватого стекла. Синие с чёрными наклейками. Где имелись, среди всего прочего, жёлтые круглые витаминки. Вкус детства. Там же находился целый ряд всяких очков различных форм, увеличительных стёкол и луп. За прилавком возвышались большие металлические шкафы-холодильники, забитые подобными коробками из-под таблеток, похожие на громоздкие сейфы.
Свет лился из трёх ламп накрытых невзрачной люстрой в виде шариков.
– Что вы так смотрите? – непритворно удивился Тунгус, закинув ногу на ногу, усмехнулся и продолжал укоризненно: «По вашей забывчивости и рассеянности мне пришлось завернуть в первый аптечный пункт, чтобы прибыть к провизору лично. Сейчас он появится».
– Какой провизор?
– Птьфу! Кто из нас учился в школе и, кажется, закончил. С вами, Егор Андреевич, с ума можно сойти. Провизор - аптечный работник-фармацевт высшей квалификации, имеющий высшее фармацевтическое образование, – не без удовольствия пояснил Тунгус.
В глазах потемнело. Пол павильона провалился. Вновь настала темнота. На белой стене поплыли кадры грандиозного фильма, похоже на какое-то древнее панорамное сражение при взятии и осаде города. Светопреставление. Внезапно галлюцинации, ожившие на полминуты, пропали.
Самоварова тряхнуло и вернуло. Он увидел перед собой незнакомца.
Вид его смешон. Сам незнакомец необычайно толст. Лицо более, чем удивлено. Заплывшие глаза округлились, стали как биллиардные шары с едва уловимой чёрной точкой по центру. Над толстой бычьей шеей три подбородка. Поседевшие волосы чуть всклочены и встали дыбом. Рот раскрыт.
Одет гражданин ещё более смешно. На нём розовые женские кальсоны, толстый отвисший барабаном живот выпирает из-под дырявой в нескольких местах майки. Руки толстые, оплыли жиром, без локтей, с распухшими некрасивыми пальцами в виде сосисок.
Видимо, Тунгус его вызволил прямо с кровати.
Непонимающие глаза, между тем, остановились на карлике, который от души заливался детским смехом и выглядывал из-за спины каменного посетителя. Новоприбывший считал не без основания того главным виновником, разыгравшейся здесь трагикомической сцены.
Тунгус, как военный офицер, вскочил с кресла, вытянулся в струнку, как перед экзекуцией палач, прошагал к незнакомцу, выхватил на ходу тонкую шпагу, приставил её к дёргающемуся кадыку толстяка.
Толстый незнакомец преобразился в отвратительную животную массу. Стал так мерзопакостно жалок, что кадык, которого едва впервые за всю жизнь коснулся стальной холод, истерически задёргался. Провизор бледный как полотно, стоя босиком на полу, сразу упал на колени.
– Это как понимать? – гаркнул Тунгус не своим голосом. Он был страшен.
– Не убивайте! Не убивайте! – захлёбываясь, чуть не плача умолял толстяк, выставляя перед собой руки.
– Это как понимать? – вновь крикнул Тунгус и, обидно подопнул под пятую точку толстяка ногой, отошёл в сторону.
– Я умоляю вас! Берите всё! Только не убивайте! – Толстый резво уцепился за сапог Тунгуса. Егор не без отвращения заметил, как тот потом жадно целовал длинное голенище ботфорта. Тунгус с насмешкой у губ упивался своей властью. Наконец, ему это надоело, он стряхнул аптекаря, как комара.
Самоварову эта сцена была весьма гадка. В своей жизни он впервые видел человека, который так низко пал и другого человека, кто умел так упиваться этим.