- Кто все эти люди? – успел он спросить на ухо за спиной у Тунгуса.
- Бесы, - также шёпотом ответил Тунгус и прошёл вперёд за Джеком.
“Безумие!”
Самоварову померещились сплошные свиные рыла и грязные поросячьи пятаки. На головах витые рога, как у сатиров. Наваждение быстро прошло.
Молодой человек, таким образом, вытянувшись в струнку перед богатыми господами, тупо стоял с придурковатой улыбкой. Дескать, простите убогого, так получилось.
Тут подоспел Тунгус, чтобы разрядить обстановку и направить события в лучшую сторону или в нужное русло, как кому удобнее, вежливо указал: «Садитесь-садитесь, ваше сиятельство Егор Андреич, вот ваше кресло! Вы у нас гость особенный!»
За длинным столом разом умещалось не менее сорока персон разной упитанности и вместимости. Каждый сидел на высоком в расшитых чехлах кресле. Никто из них, конечно, не обратил никакого внимания на юношу и Тунгуса.
Стол богато сервирован. Прибор Самоварова, состоящий из серебряного блюдца, хрустальной вазочки, привлекающей идеальной белизной тарелки, высокого бокала с вензелем, дырочным из тончайшего батиста платочком, вилки, ложки, ножа серебряной ювелирной отделки рук мастера высочайшего класса, какого-то голубого амулета лежал подле.
– Вы господа имеете видеть молодого графа Самоварова, – объявил Тунгус, когда несколько польщённый Егор опускался на глубину кресла.
Присутствующие громко восторженно охнули. Бросили взгляды на зардевшегося молодого человека, находящегося под невыносимым обстрелом калёных стрел.
Шум в беседке очень напоминал растревоженный курятник, куда забрался лис.
– Довольно! – вдруг опять спас Тунгус: «Молодой человек крайне не любит ждать. Попрошу приступить!»
Стол вмиг преобразился. На нём ананасы, киви, чёрный и зелёный виноград. Мохнатые кокосы, оранжевые апельсины и мандарины. Тут жёлтые бананы, нарезанные на крупные доли спелые сочные багровые арбузы, жёлтые и красные яблоки. Чёрная вишня в большом блюде. Зелёные и жёлтые груши. Персики, финики, авокадо. Чуть поодаль набор варёных и жареных рябчиков, глухарей, вальдшнепов в блестящих металлических супницах. Блюдо хрустящих кукурузных палочек, хлопьев и чипс. Креветки, раки, омары и устрицы. Белые и красные вина в амфорах, помещённых в мешочки с гербовыми печатями. Бутылки шампанского в серебряных ведёрках с царскими вензелями. Вокруг всего этого великолепия бегают из стороны в сторону озабоченные молодые и аккуратные официанты мужеского пола.
– Па-а-апрашу вас, рюмочку абрикосовой воды! – кокетливо кинула пышная дама, шмыгающему носом официанту.
– Вот тебе и на! Вот тебе и праздник-с! – непритворно изумился Самоваров, крепко прижав локти к бокам, чтобы кого ненароком случайно не толкнуть, когда уселся.
Рядом по правую руку сидел старый, но крепкий ещё, с неряшливо обритым подбородком, отливающим синевой, лысый отставной генерал в пенсне. Эполеты на плечах съехали на спину. Он распространял какие-то невероятно душистые запахи от своей чрезмерно надушенной лысины в разные направления. Что-то бормотал, чавкал и икал. Каждый раз останавливался на полуслове, спешно прожёвывал неподатливую пищу блестящими с золотыми коронками зубами, урча как кот. За опрятный мундир его с несколькими причудливыми громоздкими орденами слева в кармане был заткнут платок с цветочной каймой.
По левую руку находился весьма разговорчивый и бойкий Тунгус, не забывающий, впрочем, каждую минуту кидать короткие меткие и в тоже время приятные для ушей дам комплименты.
Разглядывать все эти широкие, узкие, опухшие и худые калмыцкие физиономии доставляло одно удовольствие. Особо мужчин разных возрастов. На женщин смотреть можно было только с великим вожделением. Одно можно сказать, что все дамы выгодно отличались от мужчин своей безупречной красотой, но отнюдь не манерой скромного поведения и свойства вести себя.
Наконец оглядевшись Самоваров, остановился на себе. Заметил, что сидит с открытым ртом у пустой тарелки с ножом и вилкой в обеих руках, наблюдая не без интереса, как все остальные усиленно поглощают дары.
“ Что ж это я, оплошал!” – подумал он: «Сам есть ужасно хотел, а теперь в глупое положение сам себя ставлю-с».
Самоваров чётко прибавил характерную с, не свойственную любому юноше девяностых годов, вообще никакому, ибо здесь было просто не удобно размышлять без этой заискивающей ‘эс’ на конце, сидя рядом с таким высокопоставленным господином в виде генерала.