Гордый иноходец несся по пыльной дороге. Всадник еле держался на спине вспотевшей и взопревшей лошади. Полон желания достичь во что бы то ни стало той несбыточной цели, что впереди.
Каждое новое лье человеку и коню даются всё тяжелее. Это стоит напряжения не только физического, но и морального и волевого усилия. Заставить себя очень трудно превозмочь естественные потребности измученного бесконечной тряской организма, но и даже физические страдания и жуткую регулярную боль за последние несколько часов без сна и еды, помимо нечеловеческой усталости, что всадник испытал в дороге. Следует сказать, что тот, кто был сейчас верхом на иноходце, пока прекрасно с этим справлялся.
Грузно опускаются отяжелевшие копыта, поднимают за собой столбы пыли.
Всадник посвятил жизнь божественной благодати. Он должен передать известие, которого многие ждут. От того сколько времени займёт эта дорога зависят жизни многих и многих других людей. Среди них весьма уважаемых и влиятельных в своём кругу.
Письмоносец крепко сжимал в руке древко копья. Затёкшие мышцы практически превратили руку в крюк. Довольно одного взгляда, чтобы понять очевидную вещь. Римлянину никто в силах помешать.
Труден переход. Конь грязен. Взмокшая гладкая спина говорит сама за себя. Из раздувающихся ноздрей валит пар. Удила в пене. Длинный пышный аккуратно расчёсанный хвост, теперь треплется и спускается до земли мочалкой.
- Мой бог! - стонет всадник, едва не теряя сознание, через силу вглядываясь запорошёнными песком очами на далёкие ориентиры впереди дороги и не может... не может этого сделать. Глаза его почти ослепли, забитые в уголках пылью и мелкими камушками. Всё сливается в единую сплошную красноватую массу. Всадник как будто пытается разглядеть через грязную мутную воду дно.
Важное поручение не даёт покоя. Вот уже третьи сутки всадник не слезает с коня, лишь на короткое время, останавливался, чтобы дать отдых коню, но не себе. Сейчас воин чувствует смертельную усталость троекратно увеличившуюся. Цель не далека, но те капли сил, что у него ещё присутствовали, теперь иссякли.
- Прости, я служил и отдаю жизнь у тебя на службе! Да продлятся дни твои до вечности! Да пошлёшь ты мне успокоение в душе и вечный покой на этой и на той земле, что зовётся обетованной!
Богатырский конь замирает по приказанию всадника. Хотя минуту-другую назад римлянин с готовностью применил бы копьё и поразил бы того, кто посмеет остановить его иноходца или встать на его пути. Человек сам по своей воле отдал приказ стоять. Поднятие руки и гортанный крик охрипшим и сухим ртом, как положено в когорте Смелых по всем правилам военного устава, должны были стать сигналом для вымуштрованного коня.
Когда крепкая фигура Керлага Мантигорийского, ибо всадник именовался так, соскользнула с мокрой спины иноходца, обросшего мохнатой гривой и длинным пышным хвостом, на спине лошади проглянуло римское покрывало, сбившееся на бок. Стало понятнее принадлежность и статус воина. Расшитое золотом на чёрном. Ранее вовсе незамеченное никем, покрывало с крупными символическими знаками и узорами. В другой обстановке попона могла бы привлечь своей необыкновенной красотой исполнения всеобщие взгляды нищей толпы, но не теперь.
Сам Керлаг цветущий двадцатилетний юноша превратился после длинной дороги почти в гремучего сгорбленного старика. Стало заметно, как он похудел в лице, в теле, в руках и ногах.
Он тяжело дышал, как после долгого бега марафонец.
На Керлаге под коротким чёрным плащом видны щитки обшитые кожей и крепко пригнанные к бедрам. На голых коленях металлические наколенники с изображением дракона, раскрывшего пасть. Всадник не имел права их снимать. Колени жутко покраснели и зудели. Опухшие красные заметно протёртые до кровяных подтёков.
Присутствует крупный нагрудной знак - эмблема Римской империи. Выпячивается в виде двуглавого орла символа земной власти.
Красное солнце, сейчас сравнявшееся с горизонтом, отсвечивает от шлема прямо во лбу. Строгое, исполосованное шрамами, лицо с уставшими глазами выражает какое-то чувство бессилия, беспомощности, но смешанное с ненавистью.
Нога в сандалии переступает через лежащий и загнивший ствол дерева. Солнце уже на половину опустилось за горизонт и не далеки те часы, когда леса погрузятся в мрачную темноту.
Брошенная лошадь громко недовольно пофыркивает. Быстроногий друг также стремится к воде вслед за хозяином. Топчется нерешительно на одном месте, не отваживаясь переступить низкое препятствие сбитыми копытами.