После увольнения Густав забросил интерферотрон в подвал, хотя и собирался до этого расширить блок памяти, что позволило бы заглядывать в более далекое, на несколько десятков тысяч лет, прошлое. Он вполне смирился со своей судьбой, такой же, как и у соседей: спокойная жизнь, холовизор как единственное утешение и, главное, не терзать себя вопросами и радоваться тому малому, что осталось. Совместное существование с Эвелиной его вполне удовлетворяло. Она отвечала всем требованиям, которые среднестатистический мужчина мог предъявить к своей подруге, - поддерживала светский разговор без явных признаков кретинизма, прощала мужу мелкие слабости, не досаждала глупыми бытовыми вопросами и умела быть незаметной. У каждого из них случались бисексуальные внебрачные интрижки, но их имели все - как с холовизионными фантомами, так и с соседями - просто со скуки, не ревнуя и моментально о них забывая.
Густава отвлекли от книги особо яростные вопли ящера, отмучившегося на нижнем этаже. Заиграла жизнерадостная музыка, знаменовавшая наступление счастливого конца; Эвелина скомандовала холовизору выключиться и вскоре появилась на пороге спальни. Хотя Густав и так знал, что все фильмы обречены на хэппи-энд, но, по супружеской привычке, обратился к жене: "Ну как, все окончилось хорошо?"
- Да, Гуги. Ты даже представить себе не можешь, как они смогли избавиться от этого чудища.
Эвелина явно была возбуждена увиденным. Страх в умеренных дозах часто действует лучше секса.
- Наверняка они подмешали ему толченых алмазов в обед из гвардейцев кардинала или взяли на работу химерой в Нотр-Дам. А может быть, он оказался заколдованным принцем?
- От тебя никогда не услышишь ничего, кроме злых шуточек, даже по самому серьезному поводу.
Эвелина зашла в ванную и принялась энергично полоскать рот. Густав ждал, пока процедура будет закончена.
- Эви, не сердись. Ты же знаешь, как я отношусь ко всяким кошмарам, в особенности придуманным посредственными программистами.
Жена яростно сплюнула.
- Эви?
- Да.
- Я весь во внимании и не буду больше язвить.
- Хорошо, подожди секунду.
Густав услыхал мелодичное журчание, усиленное акустикой унитаза. Эвелина затем недолго повозилась под душем и через пару минут запрыгнула к мужу под одеяло.
- Ты плохой супруг, все время смеешься над своей доверчивой женой, и поэтому ничего я тебе не скажу. Пусть для тебя это останется тайной. Спокойной ночи!
Она повернулась к нему спиной и мгновенно заснула. Густав нисколько не огорчился по этому поводу и продолжил чтение. Через страниц сто он почувствовал, как бумага неожиданно стала шершавой и начала рваться при перелистывании. Он встал, подошел к окну и, открыв его, резким движением бросил книгу вниз. Покатившись по обрыву, она сразу рассыпалась, и в неярком лунном свете было видно, как по берегу ветром далеко разнесло листки. Назавтра от книги, как от мальчика на матрасе, да и от самого матраса, уже не останется ни следа, и Густав втопчет их прах в песок, разбежавшись для прыжка в прохладный утренний океан.
x x x
Он смог заставить себя заснуть, лишь наглотавшись коньяку, запивая его "Мутон-Ротшильд", хотя знал, что на следующее утро его будет выворачивать наизнанку. Заползая на четвереньках на кровать и попутно наблюдая, как дешевая мебель в его загаженной холостяцкой комнатке медленно начинает вращаться, словно в вальсе, он лег ничком, чтобы не захлебнуться рвотой во сне, даже не погасив свет и не выключив "ящик".
Джуд опять, как и неделю назад, увидел себя стоящим на краю пропасти, уходившей на сотни метров вниз. Далеко вокруг возвышались совершенно одинаковые, как близнецы, горы с плоскими, будто стесанными, вершинами; воздух был холоден и с какой-то неприятной коричневатой дымкой. Хотя пейзаж был знаком, Джуд не знал, в какой точке планеты находится и Земля ли это вообще. Он был одет в свою обычную полевую форму, но не имел при себе оружия и ранца. Джуд ущипнул себя за руку, увидел, как на ней стремительно образовался синяк, но ничего не почувствовал. "Это сон, - подумал он с облегчением и зачем-то посмотрел на свои босые ноги. - Мне, должно быть, холодно, потому что ступни посинели, и я шел издалека: кожа в кровоподтеках и струпьях".
"Да, но я и так прекрасно знаю, что это сон, без всяких щипков. Зачем эти излишние проверки?" Вдруг он осознал: больше не следует задавать вопросов, необходимо действовать. Он нагнулся, будто собираясь поднять с земли камень, и резким рывком, слегка подпрыгнув, отвел ноги назад, но не упал, а остался лежать в воздухе лицом вниз, словно на чьей-то большой невидимой ладони. Он чувствовал - ему пора разгоняться и лететь дальше, и стал загребать руками, как бы пытаясь вынырнуть из воды. Эти движения быстро отнимали у него силы, но Джуд знал, что если не будет работать, его засосет на дно пропасти, где, скрытые туманом, клубились какие-то немыслимые, недоступные человеческому сознанию кошмары. Он начал еще яростнее грести, подобно утопающему, не замечая ничего вокруг, и даже почувствовал боль в плечах от напряжения. Наконец его вынесло куда-то вверх, высоко в небо, и он увидел под собой грозовые облака, вспышки молний, подсвечивавшие тучи изнутри. Впереди светило солнце, но оно было бледным, сморщенным и холодным.
Джуд перевернулся на спину и застыл, отдыхая. Его несло по инерции вперед, как ему казалось, с огромной скоростью. Он чувствовал сопротивление ветра и не хотел тратить остаток энергии на продолжение подъема. Над ним было равнодушное светло-синее небо с крупными звездами, внизу, в разрывах облаков, были видны ярко-зеленые луга с несколькими пятнистыми коровами, тщательно расставленными, словно для рекламы шоколада. Джуд понял, что опасность миновала и ощутил блаженство, разлившееся по всему телу. Он решил немного пошалить и кувыркнулся пару раз, затем слегка опустился в штопор и опять взмыл. Усталость понемногу проходила.
Ему вдруг показалось, что где-то, за пределами сна, осталось невыполненное задание, к которому предстоит вот-вот вернуться, а полет - всего лишь необычное, потустороннее средство доставки, кратковременная передышка перед тяжелым трудом. Джуд захотел подняться выше и сделал несколько взмахов руками, однако ощутил, что не может больше удерживать высоту и постепенно снижается. Скорость тоже стремительно уменьшалась. Это его не обеспокоило, - за свою жизнь он привык к скромной дозировке удовольствий. Единственное, чего он опасался, была вероятность столкновения с каким-нибудь высоким металлическим предметом на подлете к земле. Он не знал точно, что могло бы произойти в этом случае, но предчувствия имел нехорошие.
Он упал в облака и выскользнул из них прямо над гротескным, почти средневековым городом. Дома сверху казались непропорционально вытянутыми, узкими, и Джуд осторожно маневрировал, часто отталкиваясь от крыш и стараясь не напороться на громоотводы. Взмахивая руками, он еще мог немного подыматься, но с каждым разом его баттерфляй становился все менее эффективен, и Джуд, как спущенный воздушный шарик, начал метаться вверх-вниз, ударяясь о карнизы и темные стекла окон. Его все время отбрасывало к каким-то металлическим столбам и проводам, натянутым между домами, и он делал отчаянные попытки зацепиться за деревья. Наконец, он успокоился на уровне второго этажа и стал медленно снижаться к брусчатке мостовой. Впереди была видна группа людей, очевидно, демонстрантов, с лозунгами на непонятном языке и высокими гибкими шестами, которыми они ловко жонглировали в воздухе. Джуд уже полностью утратил всякий контроль над своим полетом и безучастно фиксировал, как его относит в заваленный мусором подвал. Он еще несколько раз загреб руками, но смог подняться всего лишь на пару сантиметров, а возможности встать на ноги и пойти у него почему-то не было. Наконец, произошло касание, - сознание Джуда регистрировало все происходящее со стороны, как наблюдение диспетчера за гибелью самолета.