Выбрать главу

Теперь по поводу болезни Шуры...

Все было точнехонько так, как это мне и приснилось! Остановка автобуса, потеря сознания, ограбление (поэтому никто не мог узнать — что это Шура...) и знаменитый Бруклинский госпиталь Маймонидеса, который явился мне во сне старым бронзовым испанским евреем в чалме и халате...

В госпитале Шуру сразу же принялись оперировать — поменяли в Шурином сердце какой-то сосуд, который, оказывается, уже ни к черту не годился. Конечно, столько выпивать и трахаться, столько сочинять в стол и жить впроголодь — это даже фановая труба не выдержит, а не то что какой-нибудь там сосудик!..

Так вот, пока Шура лежал на операционном столе под наркозом, а потом в реанимации (тоже — лыка не вязал...), ОН ВИДЕЛ ВСЕ, ЧТО ПРОИСХОДИЛО СО МНОЙ В ПОРТУ ЭЛИЗАБЕТ, СЛЫШАЛ ВСЕ МОИ ВОПЛИ И ПРИЗЫВЫ, И ОТ ЭТОГО НЕ УМЕР! Чтобы не оставлять меня одного в чужом городе, в незнакомой стране...

Потрясающая же штука?! Верно?

За три с половиной последних месяца Шура насобачился довольно сносно говорить по-английски. Но это уже была заслуга Тимура.

Ребенок как лев бьется за правильное Шурино произношение и орет на него за малейшую ошибку.

А несколько дней тому назад Рут была очень занята в своем новом отделе, и Шура вынужден был пойти в школу к Тимуру на родительское собрание. Там он познакомился с классным руководителем мистером Хьюзом и выступил в роли полноправного родителя ученика Тима Истлейка.

Вернулся он из школы настолько ошарашенный своим новым и дополнительным предназначением, что потом (слава Богу, слышал только я, Тимурчик дрых без задних ног...) они с Рут всю ночь трахались как умалишенные, чуть ли не до самого утра — видать, решили еще одного Тимурчика сделать!..

* * *

На самое жаркое время в летнем Нью-Йорке мы все четверо хотим улететь во Флориду. Там взять напрокат какой-нибудь автомобильчик и смотаться к дому Хемингуэя в Ки-Уэст, где по завещанию старика Хема живет около сотни Кошек и Котов.

Шура обожает Хемингуэя, я — Кошек, Рут — океан, а Тимурчик — меня. А я без них всех теперь просто жить не могу! Поэтому поездка обещает быть симпатичной...

* * *

Но к сентябрю мы все должны быть в Нью-Йорке.

Во-первых, у Тимура — школа. Во-вторых, у Шуры выходит книга, которая уже сейчас рекламируется. Сам видел в нашей китайской «Союзпечати»...

А в-третьих, в конце сентября я буду вынужден улететь в Лос-Анджелес на съемки фильма «Русский Кот». Сценарий был — бред сивой кобылы, как сказал Шура. Тут тебе и русская мафия, и шпионаж, и публичный дом в Кремле, и... Короче, весь набор кретинских штампов, которыми пользуются американцы, когда начинают сочинять фильмы о России...

Поначалу, как только прочитали сценарий — мы вообще дня два были в шоке. А потом Шура посоветовался с Рут и категорически отказал киноконцерну «Уорнер бразерс» в нашем участии. И теперь они, не желая терять уже разрекламированную тему, предложили Шуре принять участие в переработке сценария. За очень приличные бабки!..

Шура сценарий переписал, но гонорар получать воздержался. Пока...

Вот теперь мы все четверо сидим и думаем: переработка киносценария — это частнопредпринимательская деятельность или нет?

Ибо мы совсем не хотим, чтобы Шуру — государственного служащего, штатного сотрудника нью-йоркской Публичной библиотеки — вышибли бы с сорока восьми тысяч твердого и постоянного годового оклада за то, что он исправил идиотский киносценарий и сможет получить достаточно большие деньги, но всего лишь ОДИН раз!

* * *

ТРУП, с которого, по существу, началась наша голливудско-калифорнийская история, вел себя очень шумно. Пока был жив.

А живым мы наблюдали Его (и даже немного общались...) часа три. С момента вылета из Нью-Йорка в Лос-Анджелес и до той самой секунды, когда я обнаружил, что этот Тип МЕРТВЕЕ МЕРТВОГО.

То есть как только на высоте тридцать пять тысяч футов со скоростью почти шестьсот миль в час этот Тип стал Трупом, мы с ним сразу же перестали общаться!

Зато стоило Ему, как выразился Тимурчик, «откинуть коньки» и стать ТРУПОМ, весь экипаж нашего «боинга» стал оказывать ему столько внимания, сколько ему явно не хватало при жизни! А уж как он кочевряжился, как выдрючивался перед смертью, стараясь обратить всехнее внимание на то, что летит он первым классом и галстук у наго от Диора, а пиджак от Кардена, а штаны от Версачи, а рубашка от Лагерфельда, а на левой руке у него «Ролекс», а на правой, на мизинце, — золотой перстень с бриллиантом, величиной с автомобильную фару!..

И коньяк он хотел пить только «Реми Мартен», а виски не моложе двенадцатилетнего возраста!..

Но странен он был совсем не этим. И уж, во всяком случае, не своим вполне пристойным английским языком, хотя и с изрядной долей русского акцента. Даже не тем потно-парфюмерным облаком, которое струилось у него из-под его подмышек, от его ног, а чем-то неуловимо ФАЛЬШИВЫМ, ОПАСНЫМ, НЕПОНЯТНЫМ, от чего у меня шерсть на загривке сама по себе становилась дыбом, а кончик моего хвоста начинал нервно барабанить совершенно самостоятельно, не подчиняясь никаким моим успокоительным командам.

Это тревожное НЕПОНИМАНИЕ продолжалось до тех пор, пока Джек Пински, летевший с нами в Лос-Анджелес, не то подумал, не то тихонько сказал:

— Какая-то уж слишком откровенная карикатура. Будто он во всеуслышание хочет заявить: «Смотрите на меня! Я — тот самый „новый русский“ из анекдотов в ваших низкопробных юмористических журнальчиках, из ваших дурацких и бездарных статеек о величии российской мафии, из всех ваших полицейско-кретинских служебных „ориентировок“, которыми ваш долбаный Департамент наводняет все полицейские участки в Америке!» Он ведет себя так, будто настойчиво предлагает нам уже известный и привычный стереотип, чтобы мы не заподозрили в нем КОГО-НИБУДЬ ДРУГОГО...

Я так и не врубился — это Джек вслух сказал или я прочитал его мысли? Так я был вздрючен: все ждал чего-то непоправимого!

Зато сразу вдруг тоже понял, что этот Тип совсем не тот Человек, каким он хотел казаться. Из его поведения действительно пер такой фальшак — ну просто не приведи Господь!..

И еще одно подтверждение моим и Джековым мыслям: этот Тип буквально не выпускал из рук одну русскую книжку, которую я очень даже хорошо знал от Шуры. Еще с ленинградских времен. Я эту книжку в лицо узнал...