Анхе и обе пираньи шли притихшие и заметно напуганные. Огнеплюй сидел у меня на плече нахохлившийся и сердитый. Ему всё это тоже не нравилось.
Но вот мы, наконец, вышли в какое-то очень большое помещение. Оно было настолько большим, что свет от наших факелов едва доходил до высокого потолка и не достигал тонувших во мраке стен. Но более всего поражал странный пол этого непонятного места. Он был весь усеян каменными прямоугольными выступами расположенными ровными рядами. Что это? Скамьи?
Я подошёл к одному такому прямоугольнику и увидел на его поверхности полускрытую под слоем пыли надпись. Когда я смахнул эту пыль, то прочёл следующее: «Здесь покоится блаженный брат Верикундий, благочестивый и усердный монах».
Так это кладбище! Странная прихоть устраивать кладбище под землёй. Однако причём здесь наши девочки? Я ожидал увидеть классическую темницу с решётками и глухими камерами за дверьми с маленькими окошками, а тут было что-то совсем иное! Тем не менее, другого пути у нас не было, и мы двинулись дальше.
Проход, по которому мы шли между могилами, по-видимому, вёл к центру, как это часто бывает на кладбищах. Там на небольшом возвышении темнело что-то непонятное, массивное и бесформенное.
Когда мы подошли, то увидели следующее: на широкой площадке, имеющей форму многогранника, стояло подобие каменного стола украшенного замысловатыми надписями по краям и на тумбообразном основании. Тут же сбоку возвышался большой христианский крест, тоже каменный, а в центре и по краям располагались несколько совсем не христианских идолов, каменных и деревянных. Настоящее капище! Так вот в чём было дело! Святая монашеская братия практиковала идолопоклонство, не отвергая христианства! Они попросту приняли Христа в число своих богов, но отвели ему не самое главное место, а задвинули на периферию. Ай да благочестивые монахи! Ай да воинствующая церковь! А как же этот стол? Это что, алтарь? Жертвенник? И кто же жертва?
Ответ на последний вопрос был очевиден, но пока было не ясно, где держат тех, кого здесь собирались зарезать. Ясно было одно — найти их надо было, как можно скорее! Как на грех следы в пыли, которые привели нас сюда, больше не годились в качестве ориентира: кругом было так натоптано, что направление потерялось, а вокруг капища похоже ещё и подметали.
Пока я предавался размышлениям, факел в руках у Моники вдруг зашипел и погас. Мрак вокруг нас сгустился, будто протянул в нашу сторону несколько щупалец. Вдруг в этом мраке в отдалении зажёгся огонёк, потом другой, потом ещё два. Пока я соображал, что это может быть такое, Анхе вскрикнула и бросилась вперёд! Это были глаза! Я совсем забыл, что глаза пираний имели способность светиться в темноте!
Клюква и Кисточка сидели в клетках скованных из толстенных стальных прутьев и смотрели на нас словно два затравленных зверька. Они явно не верили своим глазам! Освободить их было делом одной минуты: несмотря на то, что материала на эти клетки не пожалели, качество стали оставляло желать лучшего и разогнуть их прутья мне не составило труда.
Пока женская половина нашего отряда радостно пищала и тискалась, мы с братом ещё раз огляделись вокруг. Клетки стояли на краю подземного кладбища, расположенного, по-видимому, в естественной пещере. Тут же зияли, словно открытые чёрные рты, полтора десятка свежих могил и рядом с каждой лежал её будущий обитатель. Странно, но трупы были неприкрытыми. Никто, похоже, не собирался хоть как-то готовить покойников к погребению, им даже не закрыли глаза!
Первого я узнал сразу, это был истыканный пиратскими ножами повар. Ещё двое были жутко исцарапаны, у одного не было глаза, у другого откушено ухо. Эти, конечно первыми встали на пути Клюквы и Кисточки, когда они отделились от остальных в монастырском дворе. (Девушек я совсем не осуждал — обе были страшно избиты, одежда на них висела клочьями, на левой стороне лица Клюквы красовался здоровенный лиловый синяк, почти закрывший глаз, а правая рука Кисточки была сломана и пиранья поддерживала её левой.) Остальные покойники, одетые в доспехи, судя по их закопчённому виду, были наши с Огнеплюем жертвы, погибшие при огненной бомбардировке, когда пытались нас поймать у выхода из подземного хода.
От раздумий меня отвлёк звук шагов. Я ожидал его, так-как не питал надежды на то, что наша авантюра закончится легко и быстро. Это был топот множества ног, сопровождаемый железным лязгом. Вы спросите, почему я так легко дал загнать себя и весь отряд в эту подземную ловушку? Просто у меня не было выбора! Я не мог запретить Анхе спасать своих подопечных, и сам не мог их бросить. И у нас не было иного пути, как влезть сюда, а что до того, как отсюда выйти, то я надеялся лишь на удачу, ну и… на чудо!