— В таком случае я не знаю, как ты себе это представляешь.
— Ничего я себе не представляю, — ответила она безразлично, но в усталых глазах мелькнул испуг.
— Не будем же мы тут ночевать?
— Мне все равно.
— А мне нет! Ясно?
Зоська откинула голову назад, с неизменной старательностью разглаживая свои кружева.
— Не кричи. Избавь меня от этого.
— Избавить? А мне что за дело, от чего ты хочешь себя избавить, ты…
— Хватит! — резко прервала его Зоська.
В ее темных глазах внезапно вспыхнула злость. Она выпрямилась, вздернула плечи и вот тут-то, стремясь казаться выше, как раз и уподобилась жалкой встрепанной карлице.
Казалось, вот сейчас Анджей ударит ее. Но он овладел собой. Сунул сжатые кулаки в карманы брюк и произнес насмешливо:
— Чудная ты!
— Сам ты чудной!
— Глянула бы сейчас на себя в зеркало…
Язвительная и вместе с тем горестная усмешка сморщила ее лицо.
— Тебе предоставляю удовольствие глядеть на меня.
— Благодарю. Позволь в таком случае сказать тебе, что я отказываюсь от этого удовольствия. Вообще лучше будет, если каждый из нас пойдет своей дорогой.
— Ах так! Вылезло шило из мешка!
Он уже был спокоен, уверен в своем превосходстве.
— Я тебя вроде бы не уговаривал бежать из Варшавы, правда? Надо было остаться.
— Остаться? Хорош гусь. Куда как удобно — спасать собственную шкуру, а жена пускай себе гибнет.
— Жена!
— А что, может, я не жена тебе?
— Увы.
— На твоей совести пусть останется это «увы»!
И тотчас ринулась в атаку:
— Никогда в жизни, так и знай, никогда не дам тебе развода! На коленях будешь просить — не дам. Хоть немного пострадай, как я.
— Не бойся, не пропаду.
— Вот именно! Да знаешь ли ты вообще, что такое страдание?
Он пожал плечами.
— Может, и не знаю. Зато знаю, что значит — купить себе мужа за деньги.
Варнецкая вздрогнула. Лицо ее стало серым.
— Что ты сказал?
— То, что ты услышала.
— Кто тебя купил? Я тебя купила?
— А кто? Королева английская?
— Не крути! Я тебя купила?
В полном смятении она нервно накручивала на пальцы кружева, которые перед тем так старательно разглаживала.
Анджей смотрел на жену с нескрываемым отвращением. Потом отвернулся.
— Ишь, даже смотреть на меня уже не можешь, сразу видать — совесть не чиста.
Он молчал, и ей пришлось продолжать:
— О, я знаю, ты хотел, чтобы я осталась в Варшаве, авось погибла бы там, и дело с концом, ты хотел бы этого…
Варнецкий обернулся и взглянул ей прямо в глаза.
— Это правда.
— Что, что правда? — Она всполошилась, пугливо отвела глаза.
— Ты хорошо знаешь, о чем я думаю. Знаешь, не притворничай, кому это нужно? Я бы наконец человеком стал.
У Зоськи дрогнули губы.
— Ты — человеком? Подлый, подлый…
— Может, я и подлый, знаю. Я с тобой и подлый, и злой, и мерзавец — все что угодно. Но такой я только с тобой. Кому другому я и верным, и преданным быть могу.
— Ты? Ты — преданным!
— Дай договорить, ладно? Только с тобою я вынужден презирать себя, считать последним подонком. Только с тобою я не в состоянии ничего высечь из себя, кроме злости, гадливости и презрения.
— Перестань! — шепнула она.
— Почему же? Узнай наконец раз и навсегда, до чего ты меня довела.
— Я тебя довела?
— А кто? Ты довела меня до того, что я ненавижу тебя. Ненавижу, слышишь? Боже, как я тебя ненавижу! Иногда мне кажется, что это уже нечто большее, чем нормальная человеческая ненависть, и что так вот постоянно, без роздыха, день за днем, можно ненавидеть только свою жертву.
— Ага, видишь?
— Радуйся! Можешь радоваться, ты торчишь во мне как заноза. Ох, ты с лихвой отплатила мне за то зло, которое я тебе причинил, потому что не мог любить тебя. Радуйся, тебе есть чем гордиться!
Зоська заслонилась руками как от удара.
— Что ты говоришь? Какая это радость?
— Врешь! Для тебя это радость, иначе тебе самой невмоготу была бы такая жизнь. Но ты хочешь ее, тебе все еще мало. И что же? Ты подлеешь со мною, я с тобою. Поздравим друг друга, мы вполне подходящая парочка, разве нет?
Он вдруг круто повернулся и быстро пошел к деревне. Но не успел пройти и двух десятков шагов, как услышал позади себя страдальческий крик: «Анджей!» Не оборачиваясь, он ускорил шаг. И только когда Зоська еще раз позвала его — теперь в голосе ее была тревога и отчаяние, — Анджей осознал, как смешон он в своей бесполезной попытке к бегству. И остановился. Зоська догоняла его хромая, обеими руками придерживая свободно болтавшиеся на плечах рюкзачные ремни. Она была уже близко, когда вдруг высокий каблук ее туфли завяз в размякшей земле. Она тихо вскрикнула и, присев, стала жалобно стонать.