— Я в курсе. — кивнул Егор. — Автобус ходит раз в сутки.
Услышав это, кассир заметно удивилась.
— Насколько я знаю, на «четырех нолях» дважды никто не ездил. — она наклонилась вперед и посмотрела поверх своих очков, прямо в глаза Стрельцову, будто пыталась что-то увидеть.
— Я в первый раз. Просто мне кое-что рассказывали об этом рейсе.
После этих слов лицо кассира вновь приобрело свой устало-безразличный вид. Интерес к визитеру был исчерпан.
Помня сказанное о прибытие автобуса, Егор решил выйти на улицу и ждать там. Пусть даже придется постоять и больше часа. Альтернатива, провести ночь и целый день в неизвестном городе душу не грела.
Кушать хотелось еще больше прежнего.
Стрельцов нашел какую-то старую грязную скамейку. Постелив взятую из вестибюля автовокзала газетку, он присел, поставив сумку себе на колени. Пока есть время, можно было утолить голод. Егор извлек из сумки припасы, купленные еще с утра в магазине и принялся не спеша есть, глядя по сторонам.
Ночь была тихой. Будто большая часть города вымерла. В нескольких метрах, на стоянке завелся автобус. Он грузно подрулил к платформе и, один за другим, в него стали садиться немногочисленные пассажиры. Не заполнившись и на треть, автобус зафырчал выхлопной трубой и растворился во тьме. Вслед за ним последовали и другие рейсы. Прошло всего пол часа, а стоянка возле автовокзала опустела. Не было ни транспорта, ни людей. Егору стало не по себе. В нависшей тишине и мгла казалась осязаемой завесой, скрывающей от него весь остальной мир, или же скрывающей его от мира. В этот момент мужчина вдруг почувствовал невыносимое одиночество и тревогу. Ему даже стало казаться, что за ним следит кто-то. Несколько раз Егору виделся высокий силуэт. Будто какой-то незнакомец в длинном плаще ходит вокруг и наблюдает за оставшимся в одиночестве ночным путником.
Стрельцов хотел уже вернуться в вестибюль от греха подальше, но тут в ночи раздался угрюмый рокот двигателя. По звуку можно было понять, что приближается либо грузовик, либо автобус, причем очень старый. Двигатель работал неровно, ворчал то быстрее, то медленнее, периодически пыхтел, издавая серию хлопков. Егор замер на скамейке, вглядываясь в том направлении, откуда доносился этот звук. Вдали замаячили две звездочки фар. Приближаясь, они синхронно раскачивались, вверх-вниз, из стороны в сторону. Постепенно во тьме стали прорисовываться очертания машины. Это действительно был автобус. Он ехал не спеша, подпрыгивая на ухабах. В салоне практически не было освещения. Так же плохо подсвечивалась и табличка с номером. Егор никак не мог рассмотреть, что это за рейс, но интуиция подсказывала ему, какие именно цифры должны красоваться над лобовым стеклом этого транспортного средства.
Когда автобус вынырнул на свет, то все стало ясно. Это был рейс «четыре ноля». Старый, потертый временем ЛиАЗ, белого цвета с жёлтыми подпалинами по бокам. Такие выпускали еще в советское время, в годах семидесятых. Как этот мастодонт дожил до наших дней, да и еще в рабочем состоянии, было загадкой. Чихая мотором, автобус остановился у платформы и с лязгом распахнул складывающиеся гармошкой створки дверей. Егор с недоверием посмотрел на темноту салона, струящуюся из проема, но медлить было нельзя. Сигнала к отправлению не будет.
Он медленно поднялся со скамьи и направился к платформе, пристально разглядывая автобус. Сказать, что тот был старый, значит слукавить. От времени краска из белой превратилась в грязно-серую. Местами она потрескалась, вздыбилась хлопьями и облетела, обнажив изрядно поржавевший металл кузова. Желтые подпалины по бокам были почти полностью заляпаны дорожной грязью, а покрышки на колесах выглядели изрядно потрепанными, не внушающими доверия. Не лучше дела обстояли и внутри. В салоне пахло керосином. Всюду были серо-коричневые потеки. Прорезиненная оболочка на металлических поручнях отсутствовала повсеместно, кое где ее заменяла синяя изолента, намотанная неравномерными слоями. Сиденья были старые, с низкими спинками, продавленные, обивка на них местами рваная, с многочисленным заплатками и торчащим наружу поролоном.
Водитель автобуса был под стать своему железному коню. Лет шестидесяти, невысокий, с маленькой круглой головой в кепке-бескозырке, с крупными, на выкате, редко моргающими глазами и сморщенным лицом землистого цвета. Вид у него был не самый радушный. На входе он внимательно проверил билет, а потом также внимательно рассмотрел Егора. На вопрос, как долго придется ехать, шофер угрюмо ответил «долго» своим хриплым достаточно низким для его комплекции голосом, а потом добавил «часов пять наверно».