– Вряд ли.
– Разумеется, это имя вам мало что скажет, ибо тем среди ныне живущих, кто знает о его подвигах, он знаком под совершенно иным прозвищем. Рыцарь Вечности. Слыхали о таком?
– Не уверен, – задумался Кейлот. – Память человеческая недолговечна. Если я и слышал о нем, то только в раннем детстве и уже успел об этом позабыть.
– Так вот этот герой задался целью уничтожить Звездного Дракона. Прямо, как вы – его алмазного потомка. Но причины к убийству у этого воина были совсем иные, чем у вас. Индиго Кармус являлся знатным истребителем чудовищ, на его счету был не один поверженный монстр. Среди них попадались и такие, как василиски, виверны и даже мантикоры.
– Такие древние чудища… – задумчиво проговорил Кейлот. – В какую эпоху они жили?
– В эпоху Архаического Мира, – с готовностью ответил Ватто. – Эти существа жили так давно, что свитки и книги, в которых они упоминались, успели давно рассыпаться в прах, а из него – произрасти в новые деревья.
– Да уж.
– Так вот Индиго, видимо, посчитал, что голова Звездного Дракона станет достойным венцом его впечатляющей коллекции. Выследить Звездного Дракона не составило особого труда – ящер был так огромен, величествен и могуч, что вел свое существование, ни от кого не таясь. Индиго вызвал его на поединок, Дракон согласился. Он поднялся в небо, и солнечный день сменился звездной ночью. Потом начался поединок. О его перипетиях сказания молчат, равно как и о том, каким образом Индиго Кармусу удалось подняться в воздух и продолжать битву со своим противником в небесах. Известно лишь, что был нанесен роковой удар, и Звездный Дракон пал. Земля содрогнулась под его телом. Крылья били по земле, сметая города и леса – и на этом месте образовались пустоши, которые просуществовали многие тысячи лет, прежде чем снова заросли деревьями. Там, где в землю вонзились его когти, образовались озера. Его хвост обрушился на Бездонный Океан (тогда его еще не величали бездонным) и пробил в его ложе глубокую траншею длиной в несколько тысяч миль. Говорят, что поднявшиеся волны взметнулись до небес и смыли с небосклона на дно несколько сотен звезд. А шип, венчавший этот хвост, по форме напоминавший полумесяц и сиявший подобно ему же, вонзился в землю так глубоко, что стал причиной появления Глотки Дьявола – самого глубокого места в океане. Когда туша дракона исчезла – часть разложилась, а часть погрузилась в землю – на поверхности остались только некоторые элементы скелета. К ним относится хребет дракона. Он существует и сейчас и известен под названием Лиловые Горы. А еще зуб. Его клык – это и есть Хрустальная Гора.
– Удивительно, – изумился Кейлот. И уже другими глазами взглянул на каменную громаду, высящуюся впереди. Конус чистого хрусталя на ее вершине заметно померк – солнце уже скрылось за высокими скалами, окаймлявшими долину Тана с запада.
Путешественники двинулись вниз по склону, аккуратно переступая по голым камням, пытаясь держаться подальше от бурных селевых потоков, и продолжали беседовать о тех временах, когда землю топтали ноги легендарного героя. Кейлот спросил, в каком из боев обрел свою кончину этот прославленный воин. Ватто ответил, что сказания не сохранили подобной информации, молчали они и о точных координатах места его захоронения.
– Если оно действительно существует, – многозначительно добавил южанин. – Герой мог однажды потерять бдительность, и атакованное чудище просто сожрало его.
– Удручающий финал, – заметил Кейлот.
Глава 12. Демон ночи
Медасфен-Демон-Ночи проживал в Королевстве Низовья более шести сотен лет. Он обосновался в холмистых низовьях реки Альяндин в те далекие времена, когда первые поселенцы только начинали возводить здесь времянки, а отношения между разрозненными селениями носили скорее враждебный, чем объединительный характер. Впрочем, первое второму не мешало, а в какой-то мере даже способствовало, и Медасфен любил наблюдать за копошением этого гигантского муравейника.
Королевство Низовья было его излюбленной игрушкой. Как любопытный, но не в меру воспитанный ребенок любит взять в руки палку, сковырнуть ею стену муравейника, а потом наблюдать беспокойную беготню потревоженных насекомых, так и Медасфен любил вмешаться в дела нарождающегося государства, и порой – довольно ощутимо.
Демон Ночи обладал чарами многообразия и не гнушался постоянно пускать их в дело. Богатая фантазия подсказывала ему все новые и новые образы, а дьявольская сущность являлась превосходным материалом для лепки. В те времена Медасфен был куда более изобретателен, чем когда бы то ни было после. Обращаясь в табун лошадей, он уничтожал посевы. Превращаясь в клубы едкого дыма, накрывал удушливым пологом целые поселки. Он поджигал, затапливал и убивал. И всегда заметал следы таким образом, чтобы подозрения падали на противоположный лагерь. Первая стрела, выпущенная из вражеского стана, топот конницы во тьме ночи, крики, угрозы, проклятия, кровавые надписи на крепостных стенах – все это был Медасфен. Он обожал сталкивать людей лбами, а потом наблюдать за тем, как они пытаются друг друга умертвить. Кровопролитные распри являлись самой желаемой наградой за потраченные усилия.
Жаль, что все проходит… Люди в те времена были гораздо суевернее, чем сейчас, и Демон Ночи без труда мог подчинить их своей воле. Однако Медасфен не собирался доводить дело до подобного бессмысленного конца. Во-первых, служители культа – люди полезные, но совсем безынициативные. А инициативу Медасфен уважал. Во-вторых, люди менее всего склонны обожествлять кого-либо из себе подобных, пусть даже бессмертного, наделенного сверхъестественными способностями. И в-третьих, существовало еще одно препятствие на пути к господству – нежелание Демона Ночи обнажать свою истинную сущность, пусть даже перед армией идолопоклонников.
А ему было, что скрывать…
Медасфен был существом половинчатой природы. Его дьявольские полномочия ограничивались темным временем суток, а днем он ничем не отличался от тех, против кого строил свои подлые козни. И это только подчеркивало вкус иронии, которой была проникнута вся его натура. Если бы кто-нибудь задал Медасфену вопрос, какую часть своего естества он ценит больше всего, а от какой предпочел бы избавиться, то он смело выдвинул бы на первое место демоническую, а человеческую убрал куда подальше. Возможно, избавился бы от нее вовсе. Но к сожалению, а может и к счастью, за многие сотни лет его внутренняя природа ни на йоту не сдвинулась ни в одну, ни в другую сторону. Равновесие между человеком и демоном соблюдалось так же неукоснительно, как соотношение дня и ночи.
Время шло, и то ли Медасфен потерял бдительность и не проявил должного рвения, то ли выгод от сотрудничества между его «подопечными» оказалось больше, чем поводов к войне, но в конечном итоге девятнадцать разрозненных провинций объединились в восемь префектур, а те в свою очередь образовали единое государство – Королевство Низовья. И раздолье Демона Ночи закончилось. Некоторое время Медасфену еще удавалось баламутить Байнфорд, но вскоре избитые трюки демона перестали приносить плоды: люди больше не реагировали на его провокации и все охотнее шли на сближение между собой. Отныне над низовьем реки Альяндин простерлись белые длани мира, и никакие попытки Медасфена порушить его устои не увенчались успехом.