- Ах, проклятье... - глухо и раздосадовано выругался он.
Лютто остановился, мгновенно обернувшись на шум. В руке у него что-то блеснуло. Кейлот пригляделся и мысленно похвалил парня за то, что тот успел выхватить кинжал. В будущем подобная быстрота могла сыграть ему на руку.
- О, Небеса! Ватто, какой ты неуклюжий! - невесело усмехнулся Кейлот, протягивая руку, чтобы помочь южанину встать. - Тебя часом никто не проклинал?
- Нет, господин, - Ватто потер ушибленное колено, а потом коснулся носа, чтобы проверить не течет ли кровь. - Кроме вас, никто.
Кейлот оторопел.
- Я тебя... что?
- Прокляли, господин. На ночные кошмары, - тем не менее, в голосе Ватто не звучало ни обиды, ни упрека. Хотя он имел на них полное право, если в его словах была истина.
- Ты что-то путаешь! Я ничего такого не говорил!
- Сказали, господин. Когда я заснул во время ночного дежурства. Вы еще сказали, что больше никогда не оставите меня на посту, и отныне все ночи напролет я буду спать, однако не так безмятежно, как прежде.
Кейлот взглянул на Лютто в поисках поддержки. Но тот лишь мрачно кивнул в подтверждение слов брата. Лицо его было непроницаемо и неумолимо, как у судьи. Если кто и корил Кейлота за содеянное, так только он. Воин внезапно вспомнил, как Лютто держал себя в присутствии королевских стражников, и ему не хотелось видеть его таким вновь.
- Говорили, господин. Я был тому свидетелем.
- И это проклятье? - недоумевал Кейлот. Какое-то страшное и очень черное воспоминание зашевелилось в голове, но воин предпочел не видеть, как кобра раскрывает капюшон, а размытые образы обретают четкость. То были призраки прошлого, а им следовало оставаться в Денвилле.
В ответ на его вопрос Лютто и Ватто синхронно кивнули.
- Но я был просто зол, - принялся оправдываться Кейлот. - Зол и раздосадован, больше ничего. У меня и в помыслах не было... Я не хотел, ты понимаешь, Ватто?
Ватто сочувственно улыбнулся, словно вовсе не винил Кейлота в том, что тот отплатил ему такой монетой за помощь и верную дружбу.
- По-другому и быть не могло. Разве радостные люди склонны кого-то проклинать? Их голоса слишком высоки, а лица повернуты к небу, поэтому сказанные слова плохо слышны под землей и не достигают маленьких ушей Локи-шана. А вот к тому, что люди говорят в моменты досады, обиды или злости, он прислушивается очень внимательно. Лица таких людей обращены к земле, и пусть говорят они очень тихо, Локи-шан прекрасно их слышит. И рад исполнить все сказанное. Поэтому, господин, когда вас разбирает досада или злость, нужно тщательно взвешивать каждое слово.
- Кто такой этот Локи-шан? - спросил Кейлот.
- Это бог злорадства, - пояснил Лютто, держа руки скрещенными на груди.
- Что-то вроде дьявола?
- Нет. Дьявол - это дьявол. А Локи-шан - это темный бог, представитель нашего пантеона. Он и впрямь живет под землей, но не в Чертогах Проклятых, а в темных пещерах, которые лишены украшений или каких-либо иных отличительных особенностей. В мифах это довольно тусклое и унылое место. Души людей, которые позволили зависти завладеть своим сердцем или ценили мщение превыше иных земных радостей, вынуждены после смерти обитать в аду однообразия. Существует поверье, что они превращаются в кротов и проводят целую вечность, роя новые подземные ходы для своего повелителя.
- Вот оно что, - протянул Кейлот. - Чудная ваша религия.
- Так и что? - в голосе Лютто прозвучало возмущение. Выглядел он оскорбленным. Кейлот счел, что при других обстоятельствах из него мог бы получиться замечательный религиозный фанатик.
- Мы, в Королевстве Низовья, верим в одного бога, - пояснил воин. - Ну, в двух, если считать дьявола его темной альтернативой.
- Если вы не верите в наших богов, это еще не означает, что их не существует, - довольно прохладно возразил Лютто.
- Ну, ладно-ладно, - сказал Кейлот, вскидывая руки ладонями вверх. Меньше всего ему сейчас хотелось вести философские дискуссии. - В любом случае, я не хочу, чтобы Ватто страдал из-за моей минутной слабости. Как я могу снять это проклятие?
Лютто и Ватто обменялись взглядами, которые совсем не понравились Кейлоту. В тылу он не раз замечал, как такими же молчаливыми взорами обменивались лекари, собиравшиеся отрезать раненному изувеченную конечность. Они превращали его в калеку, но зато спасали тело от гангрены.
- Я сделаю все, что в моих силах, - поспешил заверить их Кейлот, чтобы братья не думали, будто он собирается спасовать.
- Дело в том, - заговорил Ватто (их с братом дуэль взглядов лишь определяла, кому следует взять на себя смелость и поведать Кейлоту суровую правду; выбор пал на Ватто). - Вы уже ничего не сможете сделать. От проклятия я могу избавиться сам, но только в том случае, если искуплю свою вину.