Пить хотелось смертельно, во рту - сухо как в пустыне в полдень.
Вытащив из сумки бутылку лимонада, я, не отрываясь, опорожнил ее наполовину.
Такого я еще не испытывал никогда - сон, по своей реальности соперничал с действительностью. Казалось, я и сейчас чувствовал на лице прикосновение ледяного огня...
- Куда ночь - туда и сон, - фраза вырвалась сама собой.
Ночь и впрямь уходила - небо на востоке заалело, звезды медленно гасли в светлеющей фиолетовой бездне. Некогда яркий карбункул лунного диска тускнел, медленно тая среди облаков.
Зарождался новый день.
Я взглянул на часы - до прибытия на станцию оставалось двадцать пять минут.
Сон не шел из головы. В сознании остался неприятный осадок. Огонек смутной беспричинной тревоги тлел на донышке души. Хотелось поскорее покинуть вагон, вдохнуть стылый утренний воздух и ощутить на лице прикосновение еще по-ночному холодного ветра.
На платформу я шагнул с чувством огромного облегчения.
Серые предрассветные сумерки окутывали пустой перрон. Белесая дымка тумана скрадывала очертания строений; лишь трехэтажное здание вокзала возвышалось из размытой пелены, как некий маяк для путешественников.
Я сделал несколько шагов, как вдруг почувствовал взгляд - неотрывный и пристальный. Казалось, я ощутил его физически - по спине пробежал озноб.
Она стояла у открытых дверей вагона и смотрела на меня - иссохшее лицо, обтянутое серо-желтой истлевшей кожей, светящиеся неестественной белизной глаза. На раскрытой ладони тлел язычок синего, льдистого пламени.
Я замер, не в силах пошевелиться.
На мгновение вспыхнула мысль - может, я все еще лежу в вагоне, а перрон и утренней туман - это лишь грезы гаснущего сознания?
Темная Проводница кивнула, не сводя с меня пристальный неживой взгляд.
«У каждого свой срок. И свой поезд».
Безликий голос прошелестел в сознании. Или это только показалось?
Не в силах больше терпеть эту пытку, я развернулся и едва ли не бегом бросился прочь.
Как исчез призрачный поезд, я не заметил. Просто в один момент железнодорожный путь оказался пустым - поезд пропал, растворился в зыбком туманном мареве, унося с собой души умерших и их Темную Проводницу...
Твое имя
История эта случилась в далеком теперь девяносто первом году, когда я учился на втором курсе военного училища. Скорее, даже не история - просто кошмарный сон, но настолько яркий, что вогнал меня в настоящий животный ужас.
Военное училище, куда я имел честь поступить учиться, имело богатую во всех смыслах историю. Образованное еще в тысяча девятьсот восемнадцатом году, как пехотно-пулеметные курсы, оно стало невольным свидетелем всех знаменательных и трагических событий советской эпохи - лихолетье Гражданской войны, кошмарные годы повальных репрессий и, конечно же, страшное время Великой Отечественной войны. Это нашло отражение даже в архитектуре зданий училища. Если посмотреть на главный учебный корпус сверху, то можно легко узнать в его очертаниях контур танка: левое и правое крыло - гусеницы; выступающая полукруглая часть фасада спереди - башня; прямоугольный флигель сзади - корма танка.
Собственно, об этом здании и пойдет речь. Богатое боевое прошлое учебного заведения породило не менее богатый фольклор, состоящий из самых разных легенд, баек и примет. Но была среди них самая, так сказать, главная и... самая страшная. Ей обычно нагоняли страху на первокурсников, преследуя цель не столько напугать, сколько приучить к исправному несению службы.
Легенда гласила, что якобы после войны, в конце сороковых годов, в училище покончил жизнь самоубийством курсант. И сделал он это в главном учебном корпусе, на первом этаже, в Колонном зале.
Полукруглый зал располагается в той части здания, которая именуется «башней» танка. Два ряда колонн подпирают свод, узкие окна больше напоминают бойницы - все это создает мрачноватую атмосферу, отдающую чем-то средневековым. Между колонн на стенах закреплены мраморные доски, на которых золотым тиснением нанесены имена закончивших училище с золотой медалью. Что было в этом зале в те далекие времена - неизвестно. Почему несчастный курсант решил залезть в петлю именно здесь - тоже, как и причины, побудившие его к этому ужасному поступку.
Но суть в другом - душа курсанта навечно осталась в этих стенах. И в год, когда исполняется круглая дата его смерти, он появляется в центре зала и начинает медленно бродить по зданию, словно бы проверяя, что изменилось за прошедшее время. Выходит он и в холл учебного корпуса - туда, где несет службу дежурный из числа курсантов. Если служба налажена, как положено, призрак безмолвно исчезает, а курсанту после этого открывается широкая дорога - жизнь пойдет как по маслу, везение будет во всем, и карьеру он сделает без особого труда. Если же дежурный благополучно «давит на массу», да еще и храпит, то это приводит призрака в бешенство. Он подходит ближе и просит назвать свое имя. Вот здесь-то и начинаются ужасы. Как утверждает народная молва, говорить имя ни в коем случае нельзя, а следует сказать фразу: «Ступай в петлю!». И ни слова больше! Это как словесный оберег, после чего неупокоенная душа должна исчезнуть. В легенде даже упоминалось, что однажды дежурный все же произнес имя. Его нашли утром - совершенно седого и полубезумного, бормотавшего что-то непонятное себе под нос.