Он стоял совсем рядом, в трех-четырех шагах.
Карандаш вывалился из вмиг онемевших пальцев, а рот приоткрылся еще больше.
Легкий холодок ужаса прокатился по телу, невидимые щупальца тут же проникли в мозг, парализуя волю.
Сердце, казалось, перестало биться, ухнув куда-то вниз.
Он стоял и смотрел на меня.
В старой гимнастерке - черно-желтые погоны без буквы «К», воротник-стойка - ошибки быть не могло. Бледное, словно вылепленное из воска, лицо свела судорога, отчего оно казалось еще более ужасным, - какой-то кошмарно-гротескной пародией. Синюшные губы сведены в сторону, из уголка рта протянулась дорожка высохшей слюны. На шее виднелась черная полоса кровоподтека от петли.
Взгляд закатившихся глаз, один из которых оказался наполнен кровью, был направлен мне точно в лицо.
Это кошмарное зрелище могло убить кого угодно своей сутью. Я сидел, превратившись в манекен, без мыслей и чувств, не имея сил даже на то, чтобы заорать.
Мертвец медленно сделал шаг.
Звука я не услышал, словно он скользил по воздуху.
Теперь нас разделяло не более метра пространства и тонкий слой стекла.
Я невольно подался назад, не сводя взгляда округлившихся от ужаса глаз и хрипло, с трудом, дыша - горло перехватил спазм.
Выходец из преисподней слегка наклонился, едва не коснувшись лбом стекла. Сведенные судорогой губы шевельнулись.
Звука я по-прежнему не услышал, но и без того понял - он спрашивал мое имя.
Теперь я дышал хрипло и глухо, чувствуя, как в пустое сознание вливается чужая потусторонняя воля.
Во рту пересохло, воздух драл горло.
Я стиснул зубы, собрав остатки сил и стараясь удержать в мозгу спасительную фразу: «Иди в петлю!».
Мертвец покачал головой? и его страшная полуухмылка стала шире. Он словно безмолвно говорил: «Зря стараешься... Поздно уже...»
Ледяной холод дохнул мне в лицо, появившись из ниоткуда, сковал мышцы, подавил волю и стер из сознания спасительную фразу.
Животный ужас растворил в себе последние капли самообладания, и я уже готов был произнести имя... когда раздалась тонкая трель наручных электронных часов.
Последнее, что я запомнил - непередаваемую гримасу отчаяния и злобы на жутком подобии лица мертвеца...
Я вздрогнул, заорал и едва не свалился со стула.
И тут же с облегчением перевел дух - это был лишь кошмарный сон. Я незаметно для себя задремал, уткнувшись лицом в раскрытый учебник. Потерев лицо ладонями, я бросил взгляд на светящееся табло часов - ровно час ночи. Затем с некоторым содроганием посмотрел через окно - холл, освещенный ярким светом, был пуст.
Да, это был всего лишь ужасный кошмар. И только.
Или нет?
Я с тревогой взглянул туда, где виднелся вход в коридор.
Там клубился сумрак, и на мгновение мне показалось, что я вижу фигуру в старой гимнастерке и пергаментно-восковое лицо...
Я тяжело плюхнулся на стул.
Конечно, это сон.
Но...
Как знать... Как знать...
Дмитрий Фантаст
Они не слышат друг друга
Ему казалось, что вся его жизнь прошла на кладбище. Если бы не кличка или имя, которое осталось у него из прошлой жизни, то он был бы в этом просто уверен. Но обращение «Кит» вмиг возвращало его куда-то в прошлое, в иную реальность, которую он никак не мог вспомнить. Вырываться из окружающего его мира скорби непросто.
Неуклюжая громоздкая фигура Кита чаще всего маячила в дальних частях погоста, будто он укрывался от людских глаз. Кит - это его кличка. Он в самом деле был грузен и неповоротлив, словно вытащенный из воды кит. На людей смотрел блеклыми голубыми глазами и, как правило, молчал, поджимая тонкие губы, погруженный в свои размышления. Нос для его крупного круглого лица был несколько маловат. На щеках всегда горел нездоровый румянец, отличаясь то интенсивностью, то размером расплывшихся по лицу пятен. Разговаривая с ним впервые, любой собеседник сразу чувствовал свое умственное преимущество, потому пытался говорить громко, простыми фразами, напряженно вглядываясь в лицо Кита с надеждой определить, понял ли тот сказанное.
Завершали образ Кита вечно свисающие длинными редкими прядями на лоб редкие волосы соломенного цвета. Дети боялись его, а взрослые благоразумно сторонились. Кит к этому привык, потому почти никогда не говорил ничего лишнего: кроме слов «да», «нет», «сделаю», «понял» слышно от него ничего не было.
Кит мел дорожки между могилами, выносил мусор, белил бордюры. Инструмент в его толстых пальцах-сосисках двигался на удивление споро и ловко. Сегодня он опустился перед бордюром на колени, предварительно подложив картонку, и, макая широкую кисть в ведро, тщательно красил серый бортовой камень. Работы было много, Кит рассчитывал закончить все только поздно вечером. Дело существенно замедляла его грузность. Ему мешали все эти складки, что образовались на его теле, слой жира, не позволяющий свободно двигаться, давивший всем весом на ноги, сжимающий его грудную клетку до сильной одышки. Выметать осенние листья у Кита получалось быстрее. Он утирал пот на раскрасневшемся лице рукавом застиранной спецовки, вздыхал и продолжал работу. Подводить смотрителя нельзя.