- Нет, у нас мало времени...
Голос девушки дрогнул. Закатное солнце исказило ее профиль, Кит поморщился. Такого с ним не бывало.
* * *
Смотритель утер слезу, глядя, как на носилки грузят тучное тело его помощника. Два санитара кряхтели от напряжения, заталкивая умершего в старую машину. Хлопнули дверцы.
- Он знал эту девушку? - поинтересовался патологоанатом, захлопывая папку.
- Нет, Кит никого не знал за пределами кладбища... - всхлипнул смотритель.
- Очень странно, - заметил молодой полицейский, покосившись на фото девушки на свежем кресте. - Он умер именно у этой могилы, как будто специально. Даже кисть сложил и краску закрыл. Поди угадай, что он думал перед сердечным приступом. Вот судьба...
Под некачественным изображением тонкого профиля кто-то написал на свежем дереве: «Она не видела, но умела слышать очень многое».
- Вчера схоронили только. ДТП. Слепая была... - зачем-то пояснил смотритель.
Екатерина Казанцева
Русалочий гребень
Похоронку на мужа Настасья получила в сентябре сорок третьего года. А где-то за две недели до печального известия ей стал сниться один и тот же сон. В нем Иван неподвижно стоял на коленях у озера. Босой, в одних штанах, голова и плечи опущены долу. И вокруг мертвая тишина. Не колыхались ветви деревьев, не слышно было плеска воды, пения птиц и жужжания мух. Лишь солнце безжалостно палило с выгоревшего неба. Настасья сидела на пригорке, внимательно рассматривала кудрявый затылок, россыпь родинок на шее, потом скользила взглядом по широким плечам, по загорелой спине и ниже. В траве неподвижно белели пятки, по ним деловито сновали крупные рыжие муравьи. С мыслью, что надо их согнать, иначе искусают, она медленно вставала и начинала спускаться к озеру. Сердце в груди тяжело билось и зачем-то рвалось наружу. Руки и ноги холодели, отказывались слушаться. Голова наливалась свинцовой тяжестью. В горле скребло ржавым гвоздем, и хотелось разодрать его ногтями, чтобы вздохнуть полной грудью. Настасья приближалась, заглядывала через плечо и видела, что Иван полощет свою праздничную рубаху. А вода в озере была ярко-красная с черными кровавыми сгустками.
- Ваня, зачем ты? Почему меня не позвал? - страдальчески изламывая брови, тихо спрашивала Настасья. - Не мужское это дело. Дай, я прополощу.
- Нет, Настя, твое время еще не пришло. Тебе пятерых детей поднять надо. Уходи пока что, - глухо отвечал он, поднимал голову и смотрел на нее.
В этот миг она вздрагивала и просыпалась от собственного крика. Вскакивала с кровати и бежала успокаивать Дашу и Гришу. Когда они снова задремывали, сбрасывала насквозь мокрую ночную рубашку, быстро одевалась, повязывала платок, обувала сапоги и бежала доить корову. После дойки выгоняла ее на пастбище, заносила в дом ведро с молоком, переливала его в кувшин и тогда уже будила всех остальных. Выставляла на стол скудный завтрак. Обычно это был хлеб из лебеды или из крапивы и немного вареной картошки. Давала детям задания по хозяйству и шла в колхоз на работу. Целый день вертелась, как белка в колесе. Обязательно надо выработать минимальную норму трудодня, или лишишься земельного участка, а то и под суд пойдешь. Для семьи это голодная смерть. На обеденном перерыве обсуждала деревенские новости с бабами, ругалась с бригадиром из-за начисления рабочих часов, украдкой прихватывала с поля пшеничные колоски и прятала в карманах. Вечером возвращалась домой. Дети ждали ее с нетерпением. Они садились за стол, быстро съедали бедный ужин и выходили в огород собирать картошку. Ваня уже копал землю наравне с ней. Совсем взрослый стал. Через год, когда исполнится двенадцать лет, он получит трудовую книжку, начнет работать в колхозе и будет помогать семье. Остальные дети шли за ними и собирали картофельные клубни в мешки. Порченые и сгнившие откладывали отдельно на грядку. Они первым делом пойдут в пищу. К концу дня болело все тело, скручивало судорогой ноги, очень хотелось есть, но Настасья держалась из последних сил. Кормила детей, укладывала их спать, переплетала косу и только тогда ложилась в холодную постель. И сразу накатывало страшное воспоминание, которое в течение дня удавалось изгонять из мыслей. В ее сне у Ивана было сплошное кровавое месиво вместо лица.
На исходе второй недели почтальонша Зинаида наконец решилась вручить ей серый прямоугольный конверт. Оказалось, все это время он лежал в ее брезентовой сумке. Накануне ночью тоскливо завывал пес в соседнем дворе, и Настасья увидела другой сон. Она сидела у озера, а Иван стоял рядом в черном пальто, с которого ручьем текла грязная вода.