- Тебе придется открыть, - пояснил гриб. Это чучело руку сломало, похоже. Лезь!
- Но зачем? - непонимающе спросил Гиндесбург.
- Сейчас узнаешь.
Забравшись наверх, Фирзякин с большим трудом открутил вентиль и, откинув крышку, увидел, что бак полон воды.
- Сыпь сюда всю заварку и сахар, - приказал гриб.
Гиндесбугр подчинился. Когда работа была сделана, он по приказу гриба размешал черенком старой швабры воду и, наклонившись над баком, почувствовал, как с его головы посыпались тонкие лепестки мантии гриба. Его вдруг поразило открытие коварного плана.
- Все верно, - будто прочитав его мысли, сообщил склизкий император, - сейчас я размножу свои споры и попаду в каждый водопроводный кран. Таким образом, мы расширим наше влияние многократно. Ну, а дальше... Дальше действовать нам станет намного легче.
* * *
Вечером этого дня в городе наблюдалась странная и дикая картина. Почти все окна в домах горели электрическим светом. По пустынным улицам то и дело с криками ужаса проносились редкие граждане. По городу распространился кислый тошнотворный запах, какой часто встречается в вокзальных сортирах.
Гиндесбург сидел на кухне и угрюмо пил водку. В комнате, погруженная в кому, лежала его жена. Гриб же, присосавшись к оконному стеклу, торжествующе наблюдал за окнами соседних домов. Фирзякин видел, как то и дело в этих окнах появлялись человеческие силуэты и рапортовали грибу жестом, похожим на нацистское приветствие. Он отвечал лишь слабой вибрацией тела, от которой противно и уныло скрежетало оконное стекло.
«Боже, во что я влип?» - с ужасом думал Гиндесбург, напиваясь.
На миг в его голове возникла мысль кинуться к грибу и располосовать того ножом. Он покраснел, покрывшись испариной, и украдкой взглянул на кухонный нож, лежащий возле блюдца с закуской.
- Вот что, - сказал вдруг гриб, - когда первая фаза будет закончена, я посвящу тебя в дальнейшие планы и в саму суть того, что ты сейчас наблюдаешь. Понимаю, это может казаться тебе бесчеловечным и неправильным, но уверяю тебя, друг мой, ты ошибаешься!
Гриб ловко соскользнул со стекла на подоконник и проворно перелез с него на стол.
- Истинно великие вещи у непосвященного могут вызвать ужас и животный страх. Поэтому я беру своим долгом посвятить тебя во все, но только после того, как ты будешь к этому готов.
Гиндесбург послушно кивнул и слабо улыбнулся. Он понял, что ничего уже не в силах изменить...
* * *
- Подлей мне сладенького чайку, - донеслось из ванной, когда Фирзякин кропотливо мыл на кухне посуду.
- Сейчас, - ответил он. Наполнив кастрюлю остывшим переслащенным чаем, он медленно понес её в ванную комнату. Тапки, предательски шлепая, прилипали к залитому сладким чаем линолеуму.
- Поскорей! Что ты там еле волочишься? - недовольно гаркнул гриб.
- Иду, иду, - и Гиндесбург ускорил шаг.
Гриб, разросшийся до размеров огромного пляжного зонта, возлежал в чаше ванны. Возле него стоял телефонный аппарат, весь в слизи и луже мутновато-коричневой жижи. То и дело кто-то звонил грибу, и тот голосом властным и спокойным отдавал распоряжения:
- Владикавказ? Даю вам еще три дня. Все, и слушать не буду. Выполняйте. Да? Чартерным рейсом. И Сидней. Ах, уже? Отлично... Поставки чая из Китайской долины Чжу, да можно и индийский... Как пропал вагон? Десять тонн сахара? Уничтожу!..
Фирзякин нерешительно встал в проеме двери, боясь прервать бранные диалоги своего повелителя. Гриб, заметив Гиндесбурга, вяло кивнул ему, позволяя войти. Фирзякин аккуратно вылил в ванную содержимое кастрюли. Гриб блаженно заурчал. Мантия его завибрировала, и из-под неё вырвались громадные зловонные пузыри. Фирзякин инстинктивно задержал дыхание. Глаза его заслезились.
- Ты вот что, - сказал гриб, принеси-ка мне сюда телевизор. Сегодня в новостях будет кое-что интересненькое, - он гулко булькнул, что означало крайнюю степень его блаженства.
- Хорошо, - ответил Фирзякин тихо.
За прошедший месяц гриб не только вырос в размерах, он научился самостоятельно передвигаться по квартире. Тело его стало походить на человеческий силуэт, как если бы кто-то здоровенный словно медведь, вставший на задние лапы, ходил бы в приросшем к его телу навеки мокром дождевике. У него выросли глаза, точно как у кальмара, и даже обозначились черты лица, настолько жуткие, что Фирзякину порою казалось, будто он смотрит на человека, изуродованного серной кислотой.
Однако гриб был очень доволен своей новой внешностью. Часто он любил задерживаться возле зеркала и подолгу смотреть на себя. При этом он оживленно декламировал речи, словно стоял на трибуне перед толпой, и Гиндесбург с ужасом находил в нем сходство с одним диктатором, уже пытавшимся более полувека назад покорить весь мир. Самое жуткое было в том, что грибу это удавалось куда быстрее и проще. Фирзякин знал, что его споры распространены теперь по всем континентам. Что на всем свете не осталось ни одного крупного города, где бы не было его омерзительных отпрысков, захвативших людей.