Груз был какой-то ценный, ящики со всех сторон опечатаны - что там, не заглянешь. И заказчик что-то нервничал. Так что поломка была бы очень некстати.
И вот мы летим, - а время вылета нам назначили не особо удачно, под вечер, - уже смеркается, Бортмеханик задремал, штурман зато чайку на весь неспящий экипаж заварил и анекдоты травит, и вдруг - бац! звуковая система надрывается, световая мигает; тяга уменьшается, самолет начинает крениться... Так и есть! - двигатель отказал.
Ну, один двигатель - это серьезно, но не критично. У АН-12 их четыре. Взялись мы с Михалычем, нашим первым пилотом, отключили двигатель, сообщили диспетчеру, сидим в напряжении... И что же? Минут через пятнадцать та же беда, только с правой стороны! Первый двигатель, который отказал, видите ли, был на левом полукрыле...
Подвел нас «Мухожук». Комаром оказался.
Два неисправных двигателя - это уже не фунт изюма... Снизились мы на тысячу девятьсот метров. Сообщили диспетчеру, тот заволновался, спрашивает, каково будет наше решение. А что - решение? На двух двигателях из четырех лететь рискованно. До пункта назначения далековато. Летели мы отсюда, из Воронежа, в Улан-Удэ, а к тому моменту и половины пути не пролетели.
Ну, собрались мы и совет держим. А я так сидел, что мне было хорошо видно одно полукрыло. Смотрю - что-то у нас на полукрыле прицепилось. Небольшое, размером человеку по колено, но не птица. А по очертаниям вроде человек. Протер я глаза: что за притча? А оно прицепилось и к двигателю тянется. Я привстал, чтобы разглядеть, - а этот паршивец, чтоб ему, уже в единственном нормальном двигателе на том полукрыле копается! Ну все, думаю, нам хана... И точно: не прошло и нескольких минут, как самолет наш дернулся, завалился на бок, накренился и начал терять высоту... Звуковая система опять сигнал подает. По совести, мы в первые секунды слегка ополоумели, когда осознали масштаб трагедии.
Третий двигатель отказал.
Радист наш, Коля, молодой был, к переделкам непривычный. Слышу - таким дрожащим голосом диспетчера зовет. Да так, как мать родную не все зовут...
И вот тут меня тоже пробрало до костей. Потому что диспетчера дозваться он не мог. Рация отказала.
Отказали у нас не только двигатели и рация, как я очень быстро убедился. Отказали и системы навигации. А внизу - тьма-тьмущая, хотя для такой тьмы летом рановато, полвосьмого всего. Что тут поделаешь? Я перекрестился, «Отче наш» начал читать - а не помню же ни черта! Кое-как прочел, чуть ли не задом наперед...
А уже когда пробормотал «иже еси на небеси», спохватился, что крестился левой рукой. Правая у меня штурвалом была занята. Ну, думаю, какая разница - упадут все, а на небесах Бог отберет своих...
Взял «Кока-колу», у меня рядом с креслом бутылка стояла. Отхлебнул.
А оно лапу тянет!
Поймите правильно: никаких посторонних на борту не бывает. То есть бывает, конечно, но не в нашем случае. У нас все строго. И потом, «посторонние» - это люди, а тут чудо какое-то: росточком мне по колено, уши как у нетопыря, да и морда вроде того же, рука - не рука, а лапа обезьянья... но глазищи смотрят вроде осмысленно. Я ему, обалдев, бутылку свою и сунул.
Этот взял, отпил, облизнулся с явным удовольствием. Потом еще отпил. Видно, что ему эта «Кока-кола», которая мне - самое распоследнее пойло, просто в глотке пересохло, а чай заваривать некому, не до чаю, - так вот, видно, что ему эта «Кока-кола» просто райское, мать его, наслаждение!
Я его и спрашиваю:
- Кто ты?
А Этот облизнулся еще раз, хвостом повернулся, - хвост у него этакий был пушистый, и к приборной панели тянется.
- Не трогай, - говорю, - ты что, не понимаешь? Если ты здесь что-то поломаешь, пять человек погибнут. - А сам думаю: мы и так погибнем, шансов у нас уже почти никаких. - Это ты сломал нам двигатели? - спрашиваю строго.
Этот головой кивает.
- Зачем?
А этот вдруг как рассмеется!
- Не люблю я вашу механику, - отвечает. Вполне по-человечески, но таким скрипучим голоском. - Мешает она мне. Зло берет, как увижу.
Тут-то я и смекнул, на кого нарвался.
- Вот что, - говорю. - Нас пятеро. У всех семьи, которых мы кормили. Не нравится механика - ломай на земле, а в полете этого делать не надо! Мы погибнем из-за тебя!
У Этого даже уши поникли.
- Извини, - скрипит. - Я и не подумал.
- Ах, не подумал? Ну, ты даешь, - возмутился я. - А теперь иди и чини все, что наломал! Иначе наш самолет разобьется вместе с нами - и с тобой, дурья башка!
- Я не разобьюсь, - проскрипел он в ответ. - Я владею воздушными потоками.
- Тем более иди и чини!
- Не получится. Я не умею.