Но я твердо стояла на своем:
- Расскажи же, дедушка, что нужно для того, чтобы наверняка боги услышали?
- Самой пойти к ним, - нехотя, словно насильно, поделился тот.
- Да как же... из рода уйду? Извергнусь? - при одной мысли содрогнулась я. Это значит - проклятие нажить. Да разве возьмет меня в жены суженый, посрамленную?
- Хм, - многозначительно рек волхв. Но добавил: - Нет, способ есть один, как и здесь быть, и в другое место отправиться. Да только готова ты стать двумя частями вместо единого целого?
Не поняла я тогда слов старика, но согласно кивнула: готова была на все, что угодно. В тот же час осторожно, медленно налил волхв воды в большую чару да поставил передо мной, приказав глядеться туда; на шею мою надел оберег костяной. Гляделась я в отражение, долго гляделась, пока вновь не показалось гадальное видение; отшатнулась тогда я от чаши, как от огня, увидев полные тоски зеленые глаза с красным пятнышком.
- Пройдет этот день и эта ночь; на следующее утро сними с шеи оберег да порви шерстяную нить его. Станешь ты двумя вместо единого; обожди до ночи, а там, в канун Перунова дня, отпусти вторую себя на волю, дабы шла она на юг к Великому древу, оттуда - по Звездному мосту в светлый Ирий. Там боги верно услышат тебя. Да только вновь предупреждаю я, что не надобны богам твои жертвы, - так рек волхв.
Не до конца верила в это я, но в пояс хозяину поклонилась. Увидав пустое лукошко, насыпал туда он припасенных грибов и пару горсточек ягод.
Дажьбог в своей колеснице проехал поперек Небо и уже готовился запрячь вместо коней - уток, дабы пересечь Океан-море и попасть в подземное царство. Но успела я до темноты в деревню вернуться: там, причитая, девки схватили меня под руки, расспрашивая, куда запропала.
- Ой, девоньки! - рассеянно улыбнувшись, вздохнула я. - Заблудилась я да повстречала Лешего...
По толпе девок пронесся испуганный вздох.
- ...Да только не злой он. Увидел меня, показал дорогу да гостинцами одарил.
Долго еще пересказывала я эту басню, уяснив, что так и рождаются сказы о водяных, русалках и домовых...
И вот теперь настала ночь перед Перуновым днем. Утром я, как говорил волхв, сняла с шеи костяной оберег да разорвала шерстяную нить; в тот же миг явилась передо мной бледная девушка с острыми худыми плечами и косой до пояса. Творилась волшба при лучах Солнышка да с его согласия, а потому - от богов. Спрятала я вторую себя в девичьей, чтобы никто из домочадцев не нашел. И теперь сидишь ты, в углу, участь зная свою наперед. И смотришь внимательно так, тоскливо; и я отвожу взгляд, схватив заплечный мешок, приготовленный для тебя, пытаюсь негнущимися пальцами завязать узел.
- Давай, помогу, - шепчешь ты, но я лишь мотаю головой. Нет, нельзя тебе до поры до времени знать, что на дне мешка этого лежит. А лежит там подарок богам во имя спасения лады моего; лежит там то, что решилась отдать я, переча волхву. Сердце мое лежит там: живое, трепещущее, полное любви. Как жить без него буду, с пустотой в груди? Но ничего, справлюсь; а боги увидят, как сильно жду я своего суженого.
- Пора, - вновь подаешь знакомый до дрожи голос ты, и я согласно киваю. Наконец удалось завязать узел, и момент прощания растягивать больше не удается. Ты рвешься вперед, мое отражение. Такое отважное, такое преданное. Не то, что я, бледная тень тебя, оставшаяся без сердца.
Осторожно ступая, словно охотящаяся за птицей кошка, я вывожу тебя к двери, за которой начинается такой чужой и незнакомый мир. Здесь, за порогом, нас защищал Домовой, отгоняла злых духов печь. Остаешься одна ты теперь, вторая я; суждено тебе пойти на юг, к Великому древу, а оттуда - по Звездному мосту прямиком в светлый Ирий, к богам и пращурам.
Отворяю я дверь, и ты смело шагаешь под льющий сплошной стеной дождь. Сверкает молния - не мертвая, мертвенно-белая, но живая, золотистая - и в последний раз гляжу я на тебя. По небу прокатывается гром - то Перун в своей колеснице едет... Может, и к лучшему оно, что гроза: теперь ты под защитой самого громовержца.
Улыбаешься ты мне, вторая я, и уходишь в ночь, не прощаясь. А я стою здесь, за порогом, и с каждым шагом твоим чувствую, как уходит из души и любовь, и все светлое, что было во мне.
Вместе с сердцем.
Заря вывела колесницу Дажьбога, и он начал на востоке путь; гроза закончилась, и весь мир радуется и поет. Изумительно яркая трава блестит под живительными лучами; петух надрывается во все горло, славя новый день. И я выхожу во двор, чтобы восславить Солнышко.
Стою я, вдыхая прохладный чистый воздух, но не будит он во мне никаких мыслей. Была я целая, а теперь стала в два раза меньше. Не льется благодать от неба - да в сердце, ибо нет у меня больше сердца.