Внутри все похолодело. Мальчик замер и приготовился бежать. Но немец вдруг так посмотрел на него, что страх сам собой превратился в безграничную жалость. Перед Ванькой сидел обессиленный, измученный человек. Глаза его наполнились слезами. Он слегка скривился и, чуть заметно, отрицательно покачал головой. Мальчик смотрел на него, как завороженный. Тот осторожно пожал плечами, изобразил легкое подобие улыбки, продемонстрировал закованные руки и тихо, каким-то добрым тоном сказал:
- Keine Sorge, Baby. Sehen Sie? Ich bin nicht gefährlich. Ich werde dir nicht weh tun.
Ванька только сейчас понял, что прямо перед ним сидит настоящий немец. Тот, о котором так много рассказывала Любаша. Мальчуган насупился, тяжело задышал и неожиданно громко спросил:
- Дядя, ты фашист?
Мужчина округлил глаза и быстро затараторил, отрицательно мотая рыжей головой:
- Nein! Nein! Ich bin kein Faschist! Baby, bitte glauben Sie mir! Ich bin kein Faschist! Ich hatte ein Soldat zu werden. Aber ich bin kein Faschist! - затем запнулся и, смешно коверкая слова вывел: - Ниет. Я ние фащист, малчик. Понимай? Ты понимай? Ние фащист.
Ванька вглядывался в его лицо. Немец явно волновался. За свою короткую жизнь ему еще ни разу не приходилось как-то разочаровываться в людях, и все сказанное прикованным мужчиной, мальчик воспринимал как абсолютную истину. Он широко улыбнулся и беззаботной походкой подошел к кузову грузовика. Немец оживился, спешно облизал пересохшие губы и, широко улыбаясь в ответ, попросил:
- Дай. Дай, малчик, - он глазами показывал куда-то в глубину кузова.
Ванька насторожился, но все же осторожно обошел лежащую машину сбоку и только тогда увидал лежащую у самого края кузова матерчатую сумку с множеством карманов и ремешков. Немец обрадованно закивал головой, продолжая приговаривать:
- Да! Да! Дай! Дай, малчик!
Подходить на небезопасное расстояние было страшно. В поведении странного дяди ничего страшного не было, но он, хотя и не был фашистом, все же оставался немцем. К тому же, говорил на непонятном языке.
- Bitte, Sohn! - не унимался тот. - Пашалюйста!
Глаза немца наполнились слезами и одна даже стекла по небритой щеке. К горлу Ваньки подкатил комок. Ему вдруг стало невероятно жаль дядю. Он огляделся по сторонам, нашел длинную сухую палку, уткнулся ею в лежащую в кузове сумку и изо всех сил надавил. Та сдвинулась с места и поползла к протянутой ноге немца. И, как только она достигла его сапога, он ловким движением подгреб ее к себе и, неестественно вывернув закованные в наручники руки, схватил брезентовую ткань зубами.
Подняв так тяжелую ношу на уровень рук, ему удалось ее расстегнуть и достать какой-то непонятный предмет округлой формы. Он что-то спешно открутил трясущимися руками и сразу припал к нему губами. По щекам потекла вода. Немец пил. Только сейчас Ванька догадался - это специальная военная бутылка для воды! Он просто хотел пить!
От осознания того, что он, такой маленький мальчик смог помочь такому взрослому дяде, стало радостно. Тем временем немец оторвался от фляги, откинулся головой на стенку кузова и стал тяжело дышать. На его лице играла счастливая улыбка. Он отдышался, закрутил пробку и, продолжая улыбаться, посмотрел на Ваньку:
- Danke, Baby. Herzlichen Dank. Спасйибо.
- Пожалуйста, - радостно ответил малыш, а немного поразмыслив, спросил: - А у тебя есть автомат?
- Automatisch? - он удивленно вскинул брови и снова переспросил: - Automatisch? Ниееее. Ниет automatisch. Ниет. Я друг. Понимай? Друг.
- Да! Да! Я понимаю! - обрадовался Ванька. - Друг!
Немец тоже обрадовано закивал:
- Друг! Друг! Wie heißt du?
Ванька пожал плечами, поясняя, что он не понимает вопроса. Тогда немец вывернул собственную кисть так, чтобы удалось ткнуть в себя пальцем, и сказал:
- Gerhard. Mein Name ist Gerhard. Und wie heißt du?
- А! Тебя так зовут? Гехад?
- Ja! Ja! Nicht gehad und Gerhard! - говоря это, немец улыбался и утвердительно кивал головой.
- Герхард, - медленно выговорил Ванька.
- Ja! Gut gemacht! - теперь он был в полном восторге. - Und wie heißt du? Sie? Ivan?
Ванька удивленно вскинул брови! Слышать собственное имя от неизвестного дяди было удивительно! Как он угадал?
- Да! - от восторга мальчишка даже подпрыгнул. - Иван! Ванька я! Ванька Котов!
- Oh! Uanka Kotof! Großartig!
Только сейчас Ванька обратил внимание на его зубы. Таких белых зубов он с роду не видел. Даже Любашины ровные, красивые зубы не шли ни в какое сравнение с белизной этих ярких камешков во рту немца. Тем временем Герхард снова принялся копошиться в сумке и через минуту-другую достал оттуда... настоящую шоколадку!
У Ваньки даже челюсть отвисла. Он никогда в жизни не видел шоколадок. А уж о том, чтобы есть, нелепо будет даже говорить. Но как только немец достал ее из сумки, мальчик сразу понял - это она! Любаша как-то рассказывала ему о том, как выглядят настоящие шоколадки. Говорила, что упаковывают их в красочные бумажные обертки, а внутри это чудо завернуто еще и в блестящую фольгу. Но самое главное в ней не упаковка, а вкус. Любаша говорила, что вкуснее шоколадки нет ничего в мире. Она обещала, что как только у нее появится такая, она обязательно принесет ему попробовать. Но так, до сих пор, и не принесла. И вот теперь все это великолепие предстало пораженному взору пятилетнего мальчишки. Он жадно сглотнул голодную слюну и взялся обеими ручонками за деревянный борт грузовика.