Когда придёшь, мне будет много лет,
и будет литься тот же бледный свет,
и будет на дворе всё та же осень.
Садись-ка рядом. Дай же руку мне.
Скажи, ты видишь птицу на окне?
ДВУХЭТАЖКИ
У города сломался метроном.
Уже давно везде многоэтажки,
а у соседки, Корневой Наташки,
как прежде, голубятня под окном.
Дома у нас всего в два этажа.
Мы все тут - как родня-единокровки.
Наташку Конаныхин провожал,
а родила она двоих от Вовки.
Сосед Серёга, радостная пьянь,
по трезвой зол и очень бледен ликом,
а как напьётся, громко любит Вику -
орут, сцепившись, словно инь и янь.
И я, скрипя по лестнице домой
(потёртой, деревянной, в три пролёта),
принюхаюсь: картошку жарит кто-то,
а к ней, небось, селёдка, боже мой!
Наутро - тишь. Сосед в отходняке.
Сырая хмарь по комнате разлита.
И голуби дырдят на чердаке
то нежно и влюблённо, то сердито.
Я каждый день по улице иду,
любуюсь заповедником эпохи.
Вот сливы - диковаты, но не плохи.
Вон яблоки в запущенном саду.
Здесь теплится надежда на покой,
и двор описан яркою строкой -
подштанники, пелёнки да рубашки.
И если в мир, расплывшийся от слёз,
пришёл никем не узнанный Христос,
то он живёт в такой же двухэтажке.
МОЙ БЕЛЫЙ СВЕТ
Мой белый день и белый снег.
Мой белый свет.
Я забываюсь в полусне.
Я забиваюсь в полусне
под плед.
И городская тишина
шумит в окне.
И тянет стужей от окна,
и стужа тянется, бледна,
ко мне.
Запрячу руки в рукава,
а между век
дрожит июльская трава...
Вот так живёшь и день, и два.
И век.
Проходит белый свет насквозь.
За ним темно.
Отшепчешь мутный сон - авось?..
Но всё уже сбылось. Сбылось
давно.
Из длинных нитей суеты
и паутин
свяжу чехол для пустоты.
На подоконнике цветы.
И снег на крыши и мосты
летит...
ПРИГЛЯДИ ЗА НЕЙ
Белый коридор, белые кровати.
Буду на тебя, Боже, уповати.
Только у Тебя в той графе прочерк,
у Тебя, Господь, не было дочек.
Я расскажу, Господи, а Ты слушай.
В целом мире нет девочки моей лучше.
Ты же видел, Господи, небо на дне реки
и по краю поля звёздочки-васильки?
Летом, в июле, вспоминай, Господи, ну же!..
Вот у дочки моей глаза и синей, и глубже.
Ты за мной не смотри, Господи, время своё не трать.
У неё у окошка в больнице стоит кровать.
Ты бы, как доктор уйдёт, на край присел,
Отче наш, сущий на небесех.
И она у меня одна, и Ты один.
Пригляди за ней, Господи, пригляди...
ТАКАЯ ОСЕНЬ
Такая осень, друг, такая осень.
Сто бед. В довесок - горе не беда.
Холодный лес затих многоголосо.
Земля седа.
Ни сны не зреют в пору снегопада,
ни солнца белый пасмурный налив...
А снег тихонько штопает, где надо,
где на разрыв.
Друзей считают осенью, в ненастье,
когда листву срывает и несёт.
А пишут имена на первом насте.
Раз, два... И всё.
ОСЕНЬ. ДАЧА
В тот год цвели до снега астры,
И пруд, лягушек наплодив,
По-стариковски безучастно
Хлебал осенние дожди.
И между дач, вздыхая тяжко,
Бродила местная дворняжка,
Протяжно нюхала траву,
А ночью выла: доживууууууууу!
У деда вызрела настойка,
Трещала бодренькая печь,
И после третьей мне б прилечь,
А он: ещё давай по столько...
И я, сомлев, без задних ног,
Сидела с ним, как будто впрок...
РЕЧКА
Я забыла дорогу туда... А была дорога -
колея, колея, иван-чай, духота и пыль,
щавель - детское детство, кислятина-вырви-око,
да красавец репейник - до неба одни шипы.
От пригорка - полого, уже выдыхай, недолго
до реки. Берега - глинозём, как ныряешь - муть.
Помню, время тянули, лелеяли, а без толку.
Колея, колея... Полусонный обратный путь.
Вскинешь голову - виснет в малиновом небе сокол.
Слышен лай-перебрёх по далёким чужим дворам...
И крестил нас вослед переплётами древних окон
с невысокого берега речки безглавый храм.
ОСТРОВА
Когда я устаю от зим и лет,
Тревоги, суеты, столичных башен,
Мне снятся острова, которых нет, -
Солёные обветренные кряжи.
Давай, встречай меня, архипелаг,
Нагрей под солнцем каменные глыбы.
Я всё-таки опять не умерла.
И там, где выживали только рыбы,
Где небо в мокрой радужной пыли
И лунный диск отсвечивает алым,
Где ищут пятый угол корабли
И бьются, как безумные, о скалы,