Проводница Колдыбаева имела четкую инструкцию - психов в вагон не допускать, а потому сразу же преградила Татищеву путь, когда он попытался проникнуть в поезд.
- Паспорт у вас есть? - спросила проводница, пытаясь выиграть время.
- Паспорт? - уточнил Иван, интонацией дамы, которую толкнули в трамвае. - Естественно, я вам что, дура - без паспорта функционировать. Мне срочно в Саратов, пусти! План горит! А отчет не сдан! - тут он перешел на бас. - Да ты знаешь, с кем дело имеешь? Проститутка вагонная!
Глаза его горели огнем, а из уголков рта выбрызгивала пена.
- Аллах свидетель, я ни в чем не виновата, всё дед! - крикнул он вдруг с сильным восточным акцентом, и вдруг стал совсем вялым, как ленивец на солнцепеке. - Девушка, где я? Что такое? У меня совершенно потусторонние облака в голове. Ты инструкцию читала? Нельзя антивирус ставить поверх файервола! Пусти, говорю, сейф сейчас привезут. А я так мечтала попасть на венецианский карнавал. Колготки порвали, сволочи. Да постойте, отчет-то где? Черный нал весь в документации.
Интонация его менялась, как мозаика калейдоскопа. Он то бубнил, то кричал, то совершенно по-девичьи соскальзывал на фальцет, то картавил и шепелявил, то громыхал басом и шумно дышал. Речь его была всё бессвязнее и безумней.
- Ты пусти уж в вагон, в вагоне мне станет легче. Не могу я в этом офисе целыми днями сидеть! Кто идиотка? Я? Кто? Сама ты, шалава, идиотка! Да у меня на счете три миллиона зелени, я что, не могу себе любовницу позволить в Париж скатать. А сама с этим дрищом малолетним?! Да она сама ко мне в штаны полезла, пока ты нажратый спал! Рожу-то свою видел в зеркале? И как я тут уже третий год работаю? Шарашкина контора, мне бы стихи писать. Ах, туманы леса венского - Сосны как ресницы - Как глаза озер вселенские - Городов темницы... Да прекратите вы! - кричал он и тут же обрывал себя. - Зарплату повысьте, Афонарей Панкратович, у меня же трое детей. А может, тебе еще и квартиру купить в центре? Ух, вот приду как-нибудь на работу со своей двустволкой, всех порешу... Пельмени, пельмени купить забыл! А кто ворует бумагу из принтера? Ну, правильно, после работы в карты до утра. Тебе-то чего до моих увлечений? Сама вон ляжки нажрала, как свинота! Да вы тут все проститутки офисные, лишь бы через труп соседа. А мужчинка-то он видный, у него и усы, и зарплата. Боже Саратов-то, Саратов... где я?..
Когда Татищева сажали в «Скорую», собралась толпа зевак, всем было любопытно посмотреть на сумасшедшего, кричащего на всю площадь разными голосами всякий бред.
- Синдром Билли Миллигана, надо полагать. Множественные личности, - говорил один доктор другому, почесывая подбородок.
- В Кащенко? - уточнил коллега.
- Ну, естественно.
Тут из-за плеч дородных санитаров высунулась голова все еще сопротивляющегося аресту Татищева.
- Вон он, сволочь, хватайте этого чертова колдуна скорее! - и палец его указал на мелькнувшего в толпе старика в оранжевом сарафане и черной шляпе с острым высоким конусом.
Но все проигнорировали его просьбу. Оно и понятно, ведь никто из присутствующих кофе с подмешанным в него зельем не пил. Татищева затолкали в «Скорую» и увезли.
Карьера (Job’a)
За окном красивыми хлопьями, похожими на перышки мелких птичек, падал снег. Форточка была открыта, и дым, выдыхаемый Глебом, не застаиваясь в помещении, вытекал еле видимой струйкой в окно. Глеб Пружинкин, опухший спросонья, прихлёбывал кофе «Нескафе» и рассеяно смотрел в пространство. Он думал. Думал о предстоящем дне.
Сегодня безработный (вот уже второй месяц) Глеб, должен был прибыть на собеседование. Намедни в бесплатной газете, которыми вечно был переполнен почтовый ящик, Глеб обнаружил объявление с вакансией. Небольшому заводу, расположенному в промзоне города, требовались неквалифицированные рабочие. Деятельность завода не разглашалась, но на это Глебу было наплевать. Ему было совершенно всё равно, где и кем работать. Лишь бы платили побольше. Встречу назначили на двенадцать. Молодой женский голос, слегка хрипловатый (что, несомненно, придавало сексуальности) предупредил соискателя не забыть паспорт и трудовую книжку. Документы Пружинкин приготовил с вечера. Теперь он предвкушал встречу с сексапильной секретаршей, чей голос породил мучительные фантазии, всю ночь не дававшие уснуть. Пружинкин силился представить, как она должна бы выглядеть.