Мы вышли на улицу, и тут на мою подружку напал приступ романтизма. Она кружилась и пела. Рассказывала стихи, но совершенно не давалась в руки. А уж как мне хотелось запустить свою ладошку ей под пальто я и передать не могу. И сейчас, когда я вспоминаю ее гитарообразную фигуру, так и дал бы себе по башке за то, что у меня это не получилось. Но ничего, думал я себе, этот романтизм ей так даром не пройдет и коньяк все же сделает свое дело. А пока она кружилась и вертелась и ни в какую не давала себя обнять.
Кто бывал во Владивостоке, должен помнить, какие там улицы: вверх-вниз, вверх-вниз. Горбы у перекормленного верблюда и то более пологие. Я спрашивал местных жителей, как они ходят по этим горам? На что они отвечали: вверх идти тяжело, зато вниз легко. Поживешь здесь полгода, перестаешь понимать, как люди по ровному месту ходить могут. Вот эти кучугуры и довели мою романтичную девушку до крайней степени романтизма.
- А давай, - предложила она, когда мы забрались на самый верх особо крутой улицы, - сбежим, взявшись за руки, вниз. Это будет, как полет двух журавлей.
И этот глупый лейтенант тоном Романа из известного фильма «Роман и Франческа» ответил:
- Давай!
Вы никогда не бегали пьяненьким под гору в развевающейся шинели? И не пробуйте. Вначале вы еще как-то контролируете ситуацию, но, приближаясь к подножию, ваши ноги начинают мелькать с такой частотой, что станковый пулемет позавидует. И тут стоит чуть оступиться - и все. Это досадное происшествие и произошло со мной. Попал под ногу камешек или нога сама в ямку, какую попала, но я, взмыв на высоту не менее двух метров, вошел в крутое пике и приземлился на самую выдающуюся часть лица. Тормозной путь, прочерченный на асфальте моим обликом, был не хуже, чем у «Жигулей», управляемых лихим водителем. Я и выматериться толком не успел, как на мою, распростертую на асфальте сущность, десятитонной бомбой упала моя недотрога.
Я мог полностью ощутить всю прелесть ее ранее недоступного тела. Но мне это почему-то и в голову не пришло. Выплюнув песок и мелкие камешки, набившиеся при торможении мне в рот, я довольно грубо прикрикнул на, придавившую меня к земле, Катюшу:
- Слезай!
Но она принялась стонать и плакать, что ушибла колено и порвала чулки. А теперь у нее нет таких чулок, и в чем она завтра пойдет искать работу, неизвестно. На мою шинель было страшно смотреть. А уж, какое у меня было лицо, и говорить нечего! Если бы жестокие апачи накинув мне на шею лассо, волочили бы меня по прериям не один десяток миль, то и тогда я бы выглядел приличнее.
Делать нечего. Я выполз из-под Катерины, подал ей руку и, как облезлый кот Базилио и хромая лиса Алиса, мы заковыляли назад в общежитие.
Саша не поднял даже голову, чтобы посмотреть, кто пришел. Он держал над ведром за головы двух студенток, которые, не желая за столом уступать Катерине, теперь издавали звуки известного тембра и характера. Он весело смеялся и приговаривал:
- Вот, будете знать, как с летчиками пить.
Когда он глянул на меня, то от смеха чуть не упустил девчонок в ведро.
Хорошо, что было темно, когда мы возвращались в заводскую гостиницу.
Геннадий Петрович только глянул на мое лицо и прошептал:
- Мамочки мои! Что комэск скажет.
Мы благополучно прилетели домой, сдали ракету. На другой день на построении комэск так на меня посмотрел, что задрожал стоявший рядом мой друг.
- Как же ты пойдешь на банкет с такой рожей? - спросил Виктор. - Осталось всего пять дней. Оно же не заживет.
- А вот спорим, заживет?
И действительно, пораженная асфальтовой болезнью область каждый день уменьшалась. И за полчаса до банкета я оторвал последний участок корки и сияющий, как портрет Дориана Грея, вошел в банкетный зал.
А Лена действительно приехала на каникулы в гарнизон. Неделю я скрывался от нее, так как слышал от друзей, что она меня ищет с какой-то бумажкой в руках. Я поставил на камень спичечный коробок и отошел на сто пятьдесят шагов. Шагов, а не метров! Коробок исчез из поля зрения. Вот проделайте такой эксперимент, и если вы увидите на этом расстоянии коробок, то вы беркут, а не человек. Нормальный человек не может на таком расстоянии увидеть спичечный коробок даже анфас. Я уже не говорю со стороны ребра.
Я все же встретился с ней и, чувствуя, что мои капиталы уменьшатся на триста-четыреста рублей, предложил пойти поискать мелкашку.
- А разве у тебя нет своей?
- Откуда? Я тогда стрелял из винтовки физорга. Но он перевелся, и где взять другую, ума не приложу.
еще неделю побегала в поисках оружия, но так как она ничего не нашла, а я известные мне хранилища оружия не выдавал, считать теоретически наш спор проигранным я отказался. Согласились на ничью, выпили бутылку шампанского, нацеловались и объявили, что победили дружба и любовь.