С виду они были бусы как бусы. Не «смешные», как барин сказал, но и не Бог весть какие богатые. Бусины в них были гранатовые, граненые, темно-вишневые, а три бусины - побольше, и на них рисунки вырезаны. Летучая мышь, волк и рысь. Красивые бусы, что и говорить, хоть и не яркие.
Взялась Настёнка за одну бусину - ту, на которой мышка летучая - и думает: как же дальше-то? Призвать силу... а как?
И вдруг чувствует: изменяется она. Все большим становится, каждый звук - слишком громким, лукошко из рук выпало... Взлетела Настёнка вверх.
А тут и барин. Выбежал на тропинку, дышит тяжело, злой, потный, кричит что-то похабное, такое, какого и от пьяных мужиков не всегда услышишь... Нет Настёнки! Бранился барин, бранился, обшарил все кусты вокруг, прибить грозился, а под конец пнул ее лукошко и убрался восвояси.
Отцепилась Настёнка с ветки. Вниз слетела. Выдохнула, чувствует - опять она человеком стала.
Так вот она какова - сила русалочья!
Грибы, конечно, собирать пришлось...
Листья с дерев уж и облетать начали. Повезли отец с теткой Аксиньей Настёну в гости к Дашке - и сестру проведать, пока Аксинья еще может куда-то ездить, на сносях ведь, и с женишком познакомиться поближе. Матвеем его звали. Смущался он очень, а Настёнка - и того пуще, едва парой слов перекинулись, зато взрослым все было по душе. А Машка опять губы надула.
- Ты, батюшка, - говорит, - знал, что барин с друзьями приезжал, и мне не сказал. Может, то судьба моя была?
Настёнка язычок прикусила. Думает, знала бы ты, сестренка, что это за судьба...
Кабы люди свою судьбу знали, может, по-другому бы ею распорядились. Ан вот и знал отец Настёнкин - дочь его предупредила, что вещий сон ей опять был, - да среди зимы на охоту пошел. Обещал Аксиньюшке своей кабана или лося добыть, порадовать свежатиной. Оделся тепло, ружье смазал как следует. Охотник он был удалой: подранков не оставлял, почем зря зверя не бил, но уж если бил, то без промаха. Но в этот раз не повезло ему.
Нашли отца только через неделю в снегу, случайно - соседка пошла в лес калины мороженой поискать. Лежал он с разбитой головой. Не зверь его погубил - люди на ружье охотничье позарились. А рядом в кустах валялся и ягдташ с двумя зайцами.
Готовила Настёна зайцев - последний отцовский подарок - и слезы в горшок роняла. И Машка притихла, опечаленная. С отчимом она хорошо ладила, лучше, чем иной человек с родным отцом. Про замужество за женихом невиданным уж и не заговаривала: ей, как старшей дочери в дому, теперь надо было о матери заботиться, тетка Аксинья уж вот-вот разродиться должна была.
Как чувствовала Аксинья, готовя впрок соленья да варенья: пригодятся!
Настала весна. Аксинья родила сынишку, дочкам на радость, себе на великий труд. Рожала трудно, от разрывов только попущением Божьим не померла, а кричала так, что на другом конце улицы слышно было. А бабы ворчат: ишь, раскричалась, ровно благородная! Побежала Машка за повитухой. Настёна воды согрела. Сутки Аксинья промучилась, наконец, родила. К груди его приложила и плачет: отец-то сына не увидел. Как ты его, безотцовщину, прокормишь, как вырастишь?
А последние деньги ушли, чтобы малого братца, Данилку, окрестить.
Потеплело, снег сошел. Пора на пахоту выходить, а кто пахать-то будет? Запрягли Машка с Настёнкой лошаденку и ну вдвоем стараться. Перешучиваются: вдвоем, мол, веселее, за одного пахаря сгодимся. Да одно дело, когда взрослый сноровистый мужик пашет, а другое - когда две девчонки, одна из которых еще дитя, да и вторая немногим старше. Еле-еле работа у них двигалась.
Наконец вышла к ним и Аксинья. Данилку спеленала, рот жеваным хлебом в платочке заткнула и встала за плуг рядом с дочками... Сарафан от молока промок, Данилка хлеб выплюнул и давай реветь - титьку требует. Машка и говорит: «Мамка, покорми его, мы сами справимся». Послушалась Аксинья, побежала, покормила мальца - и обратно на пашню. Боялась она, что дочки надорвутся от тяжелого труда.
Так поле и вспахали втроем, так втроем и засеяли - под Данилкин рев...
Последние соленья Аксиньины доели уже в самом конце весны. Понадеялись Аксинья с девочками, что новый урожай не за горами, да забыли, что весной бывают заморозки. А они тут как тут, ударили по слабым листочкам хлебных всходов, прихватили почки на деревьях. Почернела зелень, ровно вдовая. Был и про то сон Настёне, да разве от заморозков как-то убережешься? Побежали они с Машкой деревья укутывать да огород укрывать. Что смогли, спасли, да смогли уж очень мало. Попытались девочки новый огород посадить. И посадили, и зазеленел он. Да налетела летом новая беда - суховей.
Небо забелелось, как ситец выгоревший. Нависло над головами расплавленным оловом. Вода в колодце на самое дно ушла. У людей солнце все силы выпило, ветер горячий всю душу выжег. Соседка, тетка Василиса, так и умерла в поле - солнце ее догнало.