Ни ягоды в лесах, ни колоса на ниве. Везде только одно: сухие стебли в раскаленном ветре вздрагивают.
Воспретили Машка с Настёнкой матери из дому выходить да малого Данилку выносить, чтобы молоко у ней не пропало. Сами пытались сделать, что могли: то огород вырванными сорняками прикрывали, то воду из пруда ведрами таскали, капусту поливали...
А тут и барин снова приехал. Видать, надеялся, что в деревне на вольном воздухе попрохладнее будет. Настёнка с Машкой посудачили да и порешили на том, что в городе оно привольнее в засуху-то: дома каменные, высокие, тень густую небось дают, а в деревне даже лес увял, настоящей прохлады не найдешь. Разве что на болоте, но и болото высохло и будто скукожилось в сердце леса. А в глубины болотные, где царит вечный полумрак и сырость, ни единый человек в здравом уме не сунется, разве что грешник-самоубийца.
Побежала Машка корову да коз гнать на пастбище. Пасла она их в лесу. Привязывала к дереву на длинные веревки, так что всегда и корова, и козы лакомились вволю травой и листьями, а в это лето - жевали вялую зелень, но хоть не голодали. В тот день была ее очередь надевать красный «счастливый» платок.
И припомнила Настёнка, что снился ей опять тот страшный сон про волка, который за ней гнался, кусал, а потом ее сестрицу съел. Хотела остановить Машку, да та резвая была - убежала вместе с коровой.
Вернулась Машка нескоро. Так-то она быстро оборачивалась - одна нога здесь, другая там, - а тут что-то ее задержало в лесу, так что Настёнка уж и волноваться стала. Глядит она, а платка на Машке и нет. На щеках и губах будто маки алые горят, глаза блестят.
- Что с тобой, сестрица? - Настёнку будто морозом обсыпало.
- Барин! Жених! - шепчет Машка, а у самой дыханье перехватывает от счастья. - Уж и цаловал меня, и обойнял крепко, и в город увезти сулил! Вот погоди, пойду замуж за наилучшего жениха, как мне мамка и сказывала. А потом и вас с мамкой и Данилкой заберу. Будете городские барыни, а Данилка приказчиком!
- А приказчик - это кто таковский?
- Да почем я знаю, - беззаботно, как давно уж не смеялась, расхохоталась Машка. - Приказчик - стало быть, приказы отдает! Он у нас может; слыхала, как орать начинает? Ну енерал же, только без погонов!
- Дак у меня же тут жених есть...
- А, жених! Был один, стал другой. И он себе новую невесту найдет. Подумал бы, ты ему не чета - умница да красавица, а он голь деревенская.
- Мы ведь тоже деревенские, - напомнила Настёнка, да разве Машка кого послушает? Она и мать не слушала. Как ни предостерегала ее тетка Аксинья, как ни убеждала, что барин на крестьянке не женится, а только сердечко девичье измучает, - Машка в ответ только смеялась.
Кого и когда слушает влюбленная девушка в шестнадцать лет? Счастье снизошло на Машку. Глаза карие, ясные так и затуманились, поволокой подернулись, на щеках румянец расцвел. Размечталась Машка о городе да о барине своем. Уж так она его нахваливала: и красавец он, и образованный, и обхождению обучен всяческому...
Любопытно стало Настёне, что же там за обхождение такое. Сама-то она про барина другое помнила. Ну, стало быть, с девчонкой он не церемонился, а тут девица на выданье, любовь у них, вон уж и про свадьбу разговоры пошли, - совсем другое дело, решила Настёна. Того не вспомнила, что про свадьбу-то Машка говаривала, а у барина и в уме этого не было.
Непривычная к грязи людской Настёна была. Ни отец, ни мать, ни тетка Аксинья, - никто настоящего зла при ней не делал, разве что иногда бранились по мелочам. А что у соседей в избах творилось, того ей и ведать не следовало...
И пошла она за Машкой, когда она снова на свидание с барином со своим-то собралась. Поглядеть, что за поцалуи такие, что Машке они слаще меда.
Отстала, чтобы Машка чего не заподозрила. А когда пошла за ней, слышит - крики и ругань. Заторопилась Настёнка, выскочила на полянку, а там барин за горло Машку держит! Машка хрипит, головой вертит, а вырваться не может.
- Ах, рвань, - это барин ей говорит, - я ей честь оказал, позволил удовольствие своей особе причинить, а она еще и упираться? Плетей ей, дряни этакой!
Плачет Машка, умоляет: «Барин, любименький, за что же?»
А тут и егеря бариновы пришли. Двое, оба здоровенные, косая сажень в плечах. Один так и арапник держит, по широченной ладони им постукивает. Видать, сторожили они барина все время, пока он с Машкой миловался...
Страшно стало Настёнке. Страшнее, чем когда барин за ней самой гнался. Как будто от него побои она бы стерпела, а вот если при ней сейчас Машку изобьют, то и сердце у нее, у Настёнки, встанет, и дыхание остановится. Гневом в груди полыхнуло. «Ишь, гады, погибели нашей хотят!»