- Эта что? - удивился Карапетян.
- Спасение! - загадочно ответила Верка и, довольная, впустила ухажера в прихожую, а сама спрятала ведро в туалетной комнате.
Азиз прошел на кухню, достал из-за пазухи непременную бутылку коньяка и выставил на стол, блеснув огненными очами, означающими, что мужское его естество голодно и сильно сегодня, как никогда. А Верка нашинковала в тарелку всякой закуски.
- Только я, Азизчик, пить не буду сегодня, - сказала она, испуганно глядя на бутылку, - боюсь уснуть!
- Ну, этого я тебэ нэ дам, - пообещал знойный таксист, игриво подмигнув. Усы его при этом разъехались по загорелому лицу, словно гармонь в руках пьяного сельского мачо. И еще на миг показался он Верке похожим на ту самую гадину из сна. Она задрожала и выронила из рук вилку.
- Ты что? Канфэтка мая? - изумился Азиз.
- Мне жуть такая снится, - разоткровенничалась Ланцова, и чуть не заплакала, - тараканы всюду!
- Гдэ? - удивился гость, озираясь.
- Во сне!
- Это к дэньгам!
- Да? - удивилась она.
- Я тэбэ говорю! Пей! - и плеснул ей добрую порцию янтарного напитка.
И Верка, вопреки своим словам о страхе сна, выпила и зажмурилась от терпкости напитка.
- Ух! - сказала она, - хорош коньячок! - и открыла глаза.
А перед ней сидел уже в кожаной куртке таксиста Карапетяна тараканище из сна. Самодовольно почесывая рыжие кустистые усы, он смотрел на Ланцову пристально и алчно.
- Травила! Я-то про тебя все знаю! - приговаривал он, подливая Верке в бокал оранжевую жижу, попахивающую нафталином.
- Господи! - прошептала Ланцова, и силы её на этом кончились. В голове потемнело, стало совсем безвоздушно, как в космическом вакууме, и она свалилась всей своей огромной тушей на линолеум.
Очнулась Ланцова в больничной палате, лежа на кровати возле попискивающего у уха медицинского прибора, названия которому она не знала, но часто видела в кино. Верка хотела было шевельнуться, но тут поняла, что руки её пристегнуты кожаными ремешками к металлическим поручням койки, а в вену вставлена трубка капельницы, по которой в кровь ей поступает вязкая оранжевая жижа, точно такая, какую налили ей в ведро для травли тараканов.
- Я травила, и меня теперь травят, паразиты! - обреченно подумала Ланцова.
И вдруг потолок больничной палаты открылся, словно она не в здании из стекла и бетона лежала, а в просторной картонной коробке. Яркое синее небо излило на Ланцову неописуемый лазурный свет, и откуда-то из радуги этого фантастического света появился вдруг громадный тапок, размером с трехпалубный теплоход. Он затмил собой все, лишь рифленая подошва с выдавленной на ней маркировкой «ГОСТ 45638» приближалась стремительно к Верке, а она, беспомощная и жалкая, рвалась из своих оков и кричала диким криком моля о помощи, но никто её не слышал...
Татьяна Лаин
Я тебя никогда не брошу
Все случилось до отвращения банально: его до беспамятства напоили какие-то темные личности, когда он сидел в забегаловке, тупо напивался и страдал...
Плакал об улетевшей на ПМЖ «за бугор» дочери. Единственной родной душе.
Как он умолял, как упрашивал не уезжать!
Но ей хотелось начать новую жизнь, снова завести семью... Завести... странное слово для понятия «семья», в которой подразумеваются близкие и родные люди. Не было у дочки там, в далекой стране, близких людей, только очередной «хахаль». Но она надеялась на порядочность этого «хахаля», вот и решилась: ведь он позвал ее жить вместе! Эта дура малохольная даже выписалась из квартиры и попрощалась со всеми друзьями. Верила, что уезжает навсегда. Ее манила Америка.
А здесь... здесь остался старый отец, один-одинёшенек.
Уж дождалась бы, когда он умрет, да и летела бы в свои Америки, так нет! Непременно сейчас, непременно к тому «хахалю»....
Говорила, что будет звонить, телефон вот настроила на свой номер... А он его потерял. В тот же день, в аэропорту, когда умолял остаться.
Улетела....
И он напился. Напился так, что и телефон потерял, и с какими-то мужиками познакомился в замурзанной забегаловке, все им рассказал о жизни своей, да еще и привел домой и что-то подписал в пьяном оцепенении, проклиная свою жизнь несчастную...
Утром долго не мог вспомнить, что натворил накануне, а когда наконец вспомнил - ужаснулся.
Но было поздно. Пришедшие ближе к вечеру угрюмые накачанные парни быстро выкинули его пожитки из квартиры и вывели очумевшего от содеянного старика во двор, помахав перед носом подписанной им дарственной на двухкомнатную квартиру, в которой он проживал.