Так выглядел Демон Ночи, самая лучшая часть Медасфена (по его собственным убеждениям). Внешний вид верхней части чудовища поверг бы в трепет не только человека, но любое животное и даже захудалого монстра, а нижняя нисколько ей не уступала. Но пока она скрывалась под слоем грязи и не была видна.
Безвольно поникшие руки взметнулись вверх. Демон Ночи зубами сорвал пиявок с предплечий. Сжал челюсти, и белоснежные клыки обагрились кровью. Пока он жевал, густая красная жидкость вспенивалась в уголках его огромной пасти. Демон Ночи содрал с себя остальных паразитов и отправил их вдогонку первым двум. Струйки крови хлестали во все стороны, а те, что стекли по рукам, демон по завершении трапезы слизал длинным бородавчатым языком, расщепленным чуть ли не до основания, из-за чего создавалось впечатление, что у чудовища во рту два языка.
Потом одним мощным рывком Демон Ночи извлек свое тело из грязи и усадил на верхушку ближайшего дерева. Изогнувшись, толстая ветвь попыталась сбросить неожиданный груз, но Демон Ночи сдавил древесину между острыми когтями, которые венчали пальцы нижних конечностей, и обреченное дерево успокоилось. Оно трещало и стонало, раскачиваясь из стороны в сторону под огромной тяжестью чудовища. Для верности демон несколько раз обвил ветвь хвостом и парой длинных щупалец, что выходили у него из правого и левого бока. Из выгнутой широкой спины чудовища, подобно акульему плавнику, выпирала треугольная пластина. С одной и другой стороны на ней располагались ярко-красные окружности, диаметр каждой из которых составлял три с половиной дюйма. Эти вогнутые поверхности служили Демону Ночи дополнительной парой глаз. Довершали общую картину шпоры – сросшиеся редуцированные пальцы нижних конечностей, находившиеся на задней стороне голени. Так же, как и все остальные пальцы, они были увенчаны когтями. Но в отличие от двадцати четырех других, эти являлись ядовитыми.
Демон Ночи совершил еще несколько прыжков, с такой легкостью перенося массивное тело с одного дерева на другое, как будто был всего лишь тенью, бегущей по пушистому покрову леса вслед за летящим в небе драконом. По пути демон отыскал нескольких гадов и с аппетитом их сожрал, сдирая с веток закрученные спиралью тела, как мясо кролика, нанизанное на шампур.
Утолив нечеловеческий голод, Демон Ночи взмыл высоко в воздух и там, в вышине, обратив свое тело в порыв ледяного ветра, отправился дальше на юг, играючи покрывая то огромное расстояние, на преодоление которого у троицы путешественников ушло два световых дня.
Глава 13. Лицом к лицу
Изумрудно-зеленая звезда Терра-Мидриан являлась небесным светилом, по которому сверяли часы в ночное время суток. Она поднималась из-за восточного горизонта одновременно с тем, как солнце исчезало за западным, в три часа ночи достигала зенита, а к шести часам покидала небесную сцену, утопая в разгорающемся зареве рассвета. Когда Демон Ночи начал с путниками свою игру, Терра-Мидриан заняла на небосклоне положение, соответствующее двум часам ночи.
На дежурстве сидел Ватто: в эту ночь он не решился сомкнуть глаз, опасаясь возвращения кошмаров, а потому смело взял на себя роль дозорного и позволил Лютто отойти ко сну. Впрочем, вскоре он начал утверждаться во мнении, что нечаянное проклятье Кейлота пошло чуточку дальше страшных сновидений и выплеснулось в реальность.
Кейлот и Лютто спали. Пламя костра сухо потрескивало, и это был единственный звук, нарушавший тишину ночи. Территории, прилегающие к Хрустальной Горе, отличались редкостным безмолвием. Близость логова Алмазного Дракона наложила неизгладимый отпечаток на всю округу: здесь не водились животные, над долиной не летали птицы, в многочисленных озерах едва ли можно было отыскать улиток и жаб, не говоря уже о рыбах и ракообразных; а все пресмыкающиеся, похоже, предпочли остаться в Лесу Плача. Поэтому короткий, приглушенный и как будто сдерживаемый смешок прозвучал здесь неуместно и более чем подозрительно. Ватто вздрогнул и вскочил на ноги – звук, напоминающий человеческий смех, раздался гораздо ближе, чем того требовали меры предосторожности, продиктованные Кейлотом. Южанин внимательно огляделся: все вокруг было неподвижно. Иных звуков или шорохов не последовало. В конце концов, южанин убедил себя, что где-то неподалеку с песчаного берега в озеро скатился камень, а его звонкие подпрыгивания на воде создали впечатление переливов женского смеха. В любом случае, это был чистейший обман слуха, указывавший на то, что Ватто чересчур долго пробыл без сна, чтобы сейчас требовать от своих органов чувств максимально отлаженной работы.