Однако, приглядевшись, Ватто увидел кровь у Кейлота на губах, и она пузырилась, что свидетельствовало о наличии слабого, но по-прежнему продолжающегося дыхания.
– А вот и я, – Лютто приподнял провисшую перепонку драконьего крыла и прошмыгнул в открывшийся зазор, как актер, который после спектакля выходит к зрителям на поклон.
– Нашел что-нибудь? – с надеждой спросил Ватто.
– Да. В пещере действительно есть черный ход – он находится в правом гроте, в том, который Алмазный Дракон использовал, как спальню. И, полагаю, он имел на это полное право, поскольку ходом не пользовались уже лет двести. Там даже есть ступеньки.
Вдвоем они подняли Кейлота. Ватто закинул на плечи его левую руку, а Лютто осторожно взял укороченную правую. Свободной рукой он обхватил Кейлота сзади за туловище. Тело воина провисло между ними, голова свесилась, ноги волочились по полу, оставляя длинный непрерывный кровавый след. Когда братья поравнялись с распростертым телом Алмазного Дракона, то уделили ему внимания не больше, чем участку обвалившейся стены. В результате странных смертельных изменений алмазные чешуйки одна за другой принялись опадать на пол, как увядшие листья с веток мертвого дерева, тем самым обнажая зрелище, к которому совершенно готовыми могут быть только могильные черви. Лютто в отвращении отвернулся.
Черный ход представлял собой отверстие, прорубленное прямо в хрустальном полу. Слева над проемом нависала желтоватая монолитная плита. Ее край заслонял лишь одну шестую часть спасительного проема. Однако, глядя на ее очертания, в точности повторяющие округлую форму отверстия, не возникало сомнений в том, что в прошлом она могла служить люком, идеально маскирующим ход снаружи.
– Кто-то так спешно отступал, что позабыл как следует приладить плиту на место, – заметил Лютто.
– А мне кажется, – возразил Ватто, – что последний, кто почтил хрустальную пещеру своим присутствием. Покинул это место путем, отличным от того, каким пришел.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Что слепота Алмазного Дракона явилась для кого-то неприятным сюрпризом, – Ватто заглянул в зияющую черную дыру.
Он первым спустился в подвалы хрустального дворца. Лютто остался наверху и помог брату снести вниз Кейлота. Потом слез сам, оставив пещеру в одиночестве и безмолвии. Забытая, полуразрушенная и превращенная в склеп, она, тем не менее, продолжала свое вековечное существование, рассеивая преломленный солнечный свет в небе над долиной Тана.
Глава 17. Огонь и алмаз
Чем ярче разгоралось зарево нарождающегося дня, тем все бледней становился лик изумрудно-зеленой звезды Терра-Мидриан, противопоставленной мирозданием встающему солнцу. А вскоре над восточным горизонтом загорелась предрассветная красная звезда Капта-Рабиан. Время ее недолгой жизни отмерялось всего несколькими минутами, поэтому узреть это светило на небосклоне было весьма благоприятным знаком.
На юго-восточном склоне Хрустальной Горы, достаточно высоко, в объятиях холода, трепетал слабый огонек. В круге света от костра, словно тени, вырисовывались три фигуры. Одна – беспокойно суетящаяся, две другие – неподвижные. Первая принадлежала Лютто. Он метался по склону в поисках сушняка. Это оказалось непростой задачей, поскольку растительность здесь была незначительной. Однако горение костра требовалось продержать еще как минимум полчаса, пока исход предприятия окончательно не прояснится. Потом в источнике света и тепла, возможно, уже не будет никакой необходимости.
Первая из неподвижных фигур принадлежала Кейлоту. Он лежал максимально близко к костру. Трепещущий свет разливал причудливые тени по его осунувшемуся, неподвижному лицу. Заострившиеся линии подбородка и скул, опустившиеся уголки губ, мертвенная белизна кожи, ввалившиеся глаза и пролегшие под ними чернильные тени – все это производило устрашающее впечатление и навевало печальные мысли о приближающейся смерти.
Вторая фигура – это Ватто. Однако определение «неподвижный» было не совсем справедливо в его отношении. Вокруг правой кисти южанина была повязана серая тряпица, оторванная от полы плаща. И пусть повязку наложили совсем недавно, ткань спереди, со стороны ладони, успела насквозь пропитаться кровью. Левая рука совершала ритмичные движения: пальцы сжимались и разжимались. Раны на ладони, успевшие покрыться бурой, ненадежной корочкой, вновь разверзлись. По запястью и предплечью струилась кровь, однако, превозмогая боль и слабость, Ватто ни на миг не прекращал разминки. В предстоящем деле ему понадобится вся гибкость и подвижность, на которую только способны его пальцы.