Дымыч замолчал, опустил голову, укрыв взгляд, потом опять выпрямился, плечи расправил и продолжил:
– Не один я такие чувства испытал. Охламоны эти тоже прониклись. Маришка как-то легко предложила им отправиться купаться на реку, на ее дальний любимый пляж. Я видел, как выходили они из конторы, забился в попытках освободиться, да получил ботинком в голову и отключился. Так и провалялся непонятно сколько времени, очнулся, когда за окном уже вовсю стрекотали сверчки. Тревога исчезла, когда я услышал, как Марина с Петровичем переговариваются шепотом. Во мне сразу такая радость родилась, что я улыбался, слушая обрывки фраз: «Беги, русалка, нет места тебе в миру отныне, ты три души человеческие загубила, на дне морском место твое, да этот не оставит, слышал он зазывное пение твое»… «Не поминай лихом, водяной, не желала я зла людям»… Пытался я следователю рассказать потом услышанное, да списали все на сотрясение мозга, лечили долго. Зато, Пашка, видел я русалку, да и пение ее слышал. Лучше бы не слышал, потому что после я в море отправился, искать ее, да так и не нашел, хотя и натерпелся немало. А изуверов этих нашли на дне реки. Говорили, что пошли купаться нетрезвые да в прибрежной тине запутались. А мне вот кажется, что увлекла их русалка пением своим, ей-то проще простого такой трюк проделать, хоть и неловка она на суше и смешная немного.
Глава 4
На заботливо очищенный от снега стол с ветки яблони упала и рассыпалась клякса снега. Это суетливая птичка с красной грудкой качнула ветки, нетерпеливо прыгая по ним в ожидании Дымыча. Пернатые всегда слетались на принесенные им крошки. Процедура кормления птиц у Дымыча похожа на своеобразный ритуал. Он, не торопясь, достает из кармана телогрейки целлофановый пакетик с крошками и какими–то семенами, явно припасенными заранее, откатывает края, словно это холщовый мешочек, и озирается по округе, выискивая всю пернатую компанию.
Дымыч никогда не бросает корм поближе, не настаивая на своем обществе. Он четко вымеряет расстояние комфортное для пугливых пичуг. Нет в нем стремления получить восторг от недоверчивой и настороженной их близости, как и желания почувствовать невесомые цепкие коготки лапок на собственной ладони. Он угощает, нарочито и продуманно создавая своеобразный уют и комфорт.
Сегодня Дымыч задерживался. Пернатые гости в нетерпении оглядывали округу в поисках своего кормильца. Вместо него на лавочку за столом плюхнулся Пашка, досадливо смахнул снежную «кляксу». Он сел на привычное место Дымыча, явно демонстрируя ожидание. С веток сорвались возмущенные нарушением субординации птицы, пестря самыми разными окрасками. На незадачливого Пашку осыпался снег с веток. Он невразумительно ругнулся. Нахмурился, глянул вдоль внутрисадовой дорожки и вздохнул.
Дымыч появился неожиданно, как будто материализовался из дыма. Откуда он взялся, трудно было предположить. Усиливало эффект волшебства то, что на нем был ярко-красный колпак, который носят на новогодние праздники актеры и затейники. Пашка удивленно уставился на прежде довольно консервативного Дымыча.
– Дымыч, что-то ты задержался, – хохотнул он. – Никак Снегурочка не пришла?
Дымыч обстоятельно смахнул ладонью с лавочки снег, уселся на непривычное для него место и вместо привычного кисета с табаком положил перед собой перчатки из хорошей кожи. На отворотах было видно, что внутри они отделаны натуральным мехом. Пашка с интересом разглядел этот неожиданный атрибут одежды Дымыча.
– Да, Пашка, хорошо, что она не пришла… Хотя, давно было это, я чуток постарше тебя был, – вдруг начал Дымыч, располагая рядом с перчатками кисет.
Показалось Пашке, что от кисета потянуло тонким ароматом вишни. Как будто в морозном предновогоднем воздухе зацвела она белыми хлопьями. Пашка даже головой мотнул, чтобы сбросить наваждение.
– Так вот… В ту пору я отправился поработать в те места, где лета и вовсе не бывает, а весна настолько коротка, что и заметить ее толком не успеваешь, – продолжил Дымыч, набивая трубку каким-то хитрым табаком. – А люди, они всегда под стать местности. Как климат чуют – моментально меняются. Даже в мелочах. Вот ты, коль не жадничал, замечал бы в девушках такие перемены. Как развернет погода, так и благосклонность у них меняется. То гневаются, как срывающийся бурный ветер, то холодны, как самая стылая зима, а то вдруг романтичны, как расцветающий сад. Да что я тебе рассказываю? Это ты потом поймешь, когда надоест впопыхах шарить у них под одеждой в темном подъезде, не обращая ни на что внимания.