— Вы давно в Нигерии?
— Два года. По-вашему, мне рано делать выводы?
— Нет. Иногда недели достаточно.
— Тут так и было. Когда я приехала, я ужасалась, а после привыкла. Сейчас мне даже нравится слушать их разговоры. Я, знаете, никогда не жила в университете и, видимо, ожидала, что меня это не коснется. Но все оказалось точно, как в моем старом пединституте.
— По-вашему, мы все похожи на замшелых английских педантов?
— Я не хотела вас обижать.
Банделе принес выпивку.
— А знаете, что говорят о вас? — продолжала Моника.
— Нет. Да мне и неинтересно.
— Вам очень интересно. Всем интересно знать, что о них говорят Спросите Айо.
— Так что же вы обо мне слыхали?
— Скажем, что у вас есть друг, которого все считают сумасшедшим.
— Но вы собирались говорить обо мне.
— Я и говорю. Вы пишете огромное полотно, на котором будут все ваши боги, и я хотела бы на него посмотреть.
— Пока там смотреть не на что. Я только начал.
— Неправда, вы пишете уже давно. Разве разгневанная мамаша не устроила вам скандала в мастерской за то, что дочка ее вам позировала? Я все знаю.
— Боюсь, что вы и вправду все знаете.
— Так можно прийти посмотреть?
— Откровенно говоря, нет. Пока что это бессмысленное смешение красок.
— Ладно. Тогда попозже.
— Хорошо.
— А теперь, простите, мне надо найти мужа.
Когда она отошла, Банделе спросил:
— Что это у вас? Вы не поладили?
— Нет, ничего.
— Ты говорил с раздражением.
— Что ты. С чего бы?
— Тебе видней. Как бы там ни было, пойдем к ним завтра обедать. Фашеи только что приглашал.
— А я при чем?
— Он и тебя звал. Больше, чем меня. Ты Фашеи не знаешь. Ему срочно нужно разведать, что ты услышал.
— Я ничего не слышал — и пусть он об этом забудет.
— Приезжает его мать. Так у него заведено. После семейных сцен он требует, чтобы мать поговорила с Моникой. Эти две превосходно ладят. Вообще, я хочу съесть хороший обед, а миссис Фашеи на кухне — волшебница.
— Счастливо. Иди и пируй.
— Что-то тебя заедает. Кола.
— Что бы это могло быть? Перестань болтать чепуху. Ничего нет.
Назавтра дверь им открыла Моника.
— Ешьте побольше, — предупредила она. — Свекровь собирается угощать.
Фашеи показался на мгновение.
— Кола ведь не знаком с мамой... Мама... — И он исчез на кухне.
— Я принесу вам пива, — сказала Моника Коле. — В Нигерии всегда пьют пиво, правда? Я совсем не пила, пока не приехала сюда и не попробовала пальмовой водки. Теперь не пью ничего другого.
Фашеи вернулся с кухни.
— Мама просит прощения, она не может отойти от плиты. Банделе, я сказал ей, что ты пришел.
— Ну, теперь она будет стараться, — сказала Моника. — Банделе мамин любимчик. Она не переносит других приятелей Айо.
— Что ты говоришь, дорогая!
— Ладно, не буду. Мама придет и сама скажет.
— Ну, нет уж. Я не желаю, чтобы вы с мамой обсуждали моих друзей. Сколько раз надо говорить?
Из кухни донесся низкий громоподобный голос:
— Мони!
— Кажется, нужна помощь. — И Моника ушла на кухню.
Через минуту беспокойный Фашеи сделал знак Банделе и потащил его на балкон. Уже оттуда, спохватившись, он крикнул Коле:
— Мы сейчас. Будь как дома. — И тотчас же начал выспрашивать Банделе: — Что он еще говорил? Кто это был?
Коле было неинтересно слушать их разговор, и он стал думать о постороннем. Какое-то время он был один. Потом вошла Моника.
— Куда они делись?
Он указал на балкон.
— О, — поняла она. Вид у нее был грустный и озадаченный. Она неуверенно постояла в дверях и вернулась на кухню. Разговор на балконе был долгим, и Кола начал испытывать действие пива. Скрипнула входная дверь, и за спиной его что-то зашелестело. Что-то теплое и желтое коснулось его щеки и втиснулось между ним и низеньким столиком. Близоруко взглянуло в его стакан, попробовало и сморщилось. Затем коснулось лицом его пальцев.
Желтыми стриженными волосами лицо ему щекотала девочка-альбиноска. Она была нежная и робкая, хрупкое сумеречное создание.
Вошла Моника.
— Юсеи, как ты себя ведешь? Подойди сюда.
Кола моргал, он не верил своим глазам.
— Юсеи — дочь нашего повара, — объяснила Моника.
— Он альбинос?
— Нет. В том-то и фокус. Ни он, ни жена. Они оба такие же черные, как вы. Вас не шокирует слово «черный»?
— Меня шокируют слова «темный», «темнокожий», «цветной» и подобные идиотские эвфемизмы.
— Так я и думала. Приходится быть осторожной. Отчего большинство людей здесь так щепетильны? Впрочем, не буду. Так вот, у Юсеи четверо братьев и сестер, и трое из них — альбиносы. Мать вот-вот разродится шестым. Отец с ума сходит от страха.
— Девочка кажется беззащитной.