========== Глава 6. И смех и истерика. ==========
«Женщины часто смеются тогда, когда им хочется плакать».
Алексин. А.
Взгляд черных, безжизненных глаз впился в нее с неумолимой, завораживающей злобой. Женщина ощущала его страшное и непреодолимое притяжение. Чужой разум, пытался проникнуть в нее, слиться с ней в единое целое, а потом поглотить воспоминания и личность, растворить в себе, уничтожить.
— Я… не… жертва… – сквозь зубы процедила Эллен, изо всех сил сопротивляясь властной тяге. Тело слушалось медленно, будто с неохотой, но ей, все же, удалось поднять руку и вцепиться в запястье схватившего ее создания. Напрягая все силы она попыталась оторвать ладонь от своего лица. Тщетно. Нэрэйа была сильна.
— Но ты станешь ею, – проникновенный голос, юркой змеей вползающий в сознание сочился ядом сарказма. Одновременно помещение рубки наполнилось сухим треском электростатики. Затем произошло нечто и вовсе невообразимое. Голубую кожу объял вихрь энергии. Воздух вокруг фигуры в платье вскипел призрачным огнем.
Ощутив, как в ее кожу впиваются тоненькие иголочки, Рипли вскрикнула и рефлекторно дернулась в сторону. Страх обжечься заставил ее забыть о концентрации и притяжение черных глаз, смотревших из-под вуали голубого пламени, взяло верх над неокрепшей, давшей трещину волей человеческой женщины.
— Ты станешь ею… – повторила Нэрэйа улыбаясь, и ее улыбка не сулила ничего хорошего. В тот миг когда чужой, непостижимый разум обрушился на нее, Рипли подумала что потеряет сознание от омерзения… это была самое настоящее насилие, только на более глубоком уровне мыслей и эмоций…
— …сейчас ты расскажешь мне все… – интимно, словно любовнице, шепнула Нэрэя, склонившись к ней, и проведя прохладным влажным языком по краю ушной раковины. Рипли содрогнулась всем телом от пронзившего ее гнева и отвращения но задействовать парализованные голосовые связки так и не смогла.
Тело не слушалось, а все окружающее вдруг, начало казаться ей таким… бесконечном далеким и нереальным. Даже собственный пульс, колотившийся очень быстро, доносился будто бы издалека. Тело женщина тоже почти перестала ощущать. Лишь губы, ставшие похожими на куски резины, еще беззвучно шевелились, но тихие звуки слетавшие с них, тонули в бушующем вокруг электростатическом шторме.
Глаза Нэрэйи затянутые пленками густой маслянистой черноты напоминало два гибельных омута, два провала в пустоту. И почему-то они пугали больше всего. Наверное, глаза не просто так называли окнами души, и сквозь эти окна Рипли сейчас смотрела в лицо Вечности, ждущей ее на той стороне. Той самой вечности что в конце ожидает всех нас…
Она хотела закричать, но так и не сделала этого. Наверное просто не смогла. Она пыталась, но не не могла. Стиснутая спазмом, диафрагма отказывалась проталкивать воздух, и изо рта вырвался лишь задушенный хрип. Тело окончательно предало ее, добавляя финальный аккорд в эту симфонию ужаса.
Поле ее зрения сузилось, все заволокла плотная чернота. В первый момент Рипли показалось, что ее окунули в деготь и теперь она беспомощно барахтается кружась в темном и стремительном водовороте. Но потом осталось лишь ощущение скорости и потоков ночного ветра, щекотавшего наэлектризованную кожу, словно прикосновение крыльев тысяч невидимых бабочек. Этот ветер унес мысли о сопротивлении.
Рипли пыталась удержать их, но быстро поняла, что не может сделать даже такой малости. Она не могла думать, не могла сконцентрироваться, не могла удержаться. Она не видела уже ничего кроме Вечности, распахнувшей ей свои объятья, чтобы навсегда принять ее в себя…
…и само страшное заключалось в том, что в тот момент сама страстно захотела этого. Захотела быть использованной и поглощенной. Притяжение, увлекавшее ее все глубже в темноту было настолько сладостным и манящим, что ему невозможно, совершенно невозможно было сопротивляться. Рипли была так счастлива, словно всю жизнь шла к этому сладостному моменту, и жизнь по сравнению с которым жизнь казалась пустой и серой. Это был свое рода подарок, освобождение от бессмысленности бренного бытия…
Вот только кто-то посчитал, что освобождаться ей пока еще рано. Угасающее сознание потряс мощный толчок, сомкнувшаяся вокруг нее тьма разлетелась в клочья и Рипли увидела, как когтистые пальцы сжались на тонком голубом запястье и резко, с усилием, оторвали узкую ладонь от ее лица.
Установившаяся связь распалась. Способность ясно мыслить медленно возвращалась к ней по мере того, как отравленная, гипнотическая патока вытекала и рассеиваясь в окружающем пространстве.
«Как же больно-то…» – это была первая связная мысль. Боль влилась в ее тело вместе с толчками крови, растекаясь от головы, в которой, кажется, располагался ее эпицентр, тугой болезненный комочек. Пульс неприятно отдавался висках, жар разливался по коже, взор застилала мутная красноватая дымка.
Чувствуя, что сейчас потеряет сознание, Рипли тяжело привалилась к стене и запрокинула голову. Прижалась затылком к гладкой пластиковой переборке, надеясь что ее холод сумеет унять жар. Жар, не боль. Боль ее не беспокоила. Боль была символом того, что способность мыслить снова к ней вернулась и женщина не отворачивалась от нее. Наоборот – сконцентрировалась на ней и приняла почти с радостью.
Тем временем, в паре шагов от нее происходило нечто крайне интересное. Сайракс уставился на Нэрэйу. Их взгляды столкнулись, рассыпая искры словно поврежденный кабель энергосистемы. Голубое сияние вечного льда, нестерпимо-яркое в сумраке ходовой рубки и рассеивающаяся маслянистая тьма.
— Что здесь происходит? – тихо прорычал Сайракс, подтянув Нэрэйу к себе. Он, рассчитывал на сопротивление, но она и не подумала сопротивляться. В результате чего они оказались так близко друг к другу, что между их телами осталось не более дюйма. Вихри, голубоватой энергии затанцевали на коже, окружив стройную фигуру трепетным ореолом призрачного пламени и перекинулись на турианца.
— Ничего. Я просто играла с твоей новой подружкой, – усмехнулась Нэрэйа, хлопая длинными и ресницами, а затем, капризно надув полные синие губы добавила. – Но ей, кажется, не понравилось.
Сайракс зарычал, отстранив нахалку от себя. Она не ожидала этого и в ее глазах, вновь ставших светлыми, на мгновение мелькнула досада. Впрочем, почти сразу сменившаяся насмешливой иронией. Турианец же потянулся рукой к ее обнаженному воротом платья горлу. Острые когти почти коснулись голубоватой кожи.
— Спрошу еще раз, что вы здесь делаете? – он говорил тихо но глаза горели огнем ледяной ярости.
— То, что ты должен был сделать давным давно давно, – фыркнула Нэрэйа, чуть запрокинув голову и как бы провоцируя Сайракса. Подставляя горло под удар страшных когтей. – Покопалась в ее памяти и выяснила, что она имеет прямое отношение к цели нашего непосредственного задания. Может… сам расспросишь ее на досуге?
— Обязательно, – турианец бросил короткий взгляд в сторону Рипли, но сразу снова посмотрел на Нэрэйу. – Когда она придет в себя и сама захочет все рассказать. А до тех пор, я не позволю причинять вред членам моего экипажа и пассажирам. Этой мой корабль и правила здесь касаются всех. В том числе и азари.
— А это моя миссия. Я уполномоченный представитель Совета, не забыл? – на полных синих губах заиграла паскудная улыбка превосходства. – Она что-то знает, и, помяни мое слово, я докопаюсь до сути.
— Не раньше, чем я позволю вам, – ответил Сайракс сохраняя достоинство. – А теперь я прошу вас уйти.
Азари фыркнула и уже начала разворачиваться, чтобы уйти, но… Рипли не собиралась так просто отпускать ее. По крайней мере не с таким самоуверенным взглядом. Боль, была сильна, но человеческая женщина крепко стиснула зубы и, размахнувшись, ударила азари по лицу. Кулак впечатался в аккурат в правую скулу с такой силой, что Нэрэйа покачнулась всем корпусом, едва устояв на ногах.
— Ты…ударила меня? – задыхающийся от абсолютного шока журчащий голос доставил Эллен удовлетворение, и заглушило боль в сбитых костяшках. Ее самочувствие улучшилось. Совсем чуть-чуть, но это того стоило.
Она почти ожидала, что Нэрэйа ответит ей, но та застыла с таким видом, словно никак не могла поверить в произошедшее. Она даже прижала руку к лицу, пытаясь убедиться, что все это реально. Рипли усмехнулась, с чисто женским злорадством отметив, что облик азари, уже не кажется таким неземным. Ее щека начала опухать, а под кожей стремительно наливался фиолетовый синяк. Это было «красиво».