О реакции непримиримых «либерал-демократов» на примирительные жесты большевиков вспоминает С. Ан-ский. Уже на следующий день после революции, 26 октября, «кадеты настаивали на том, чтобы к большевикам отнеслись беспощадно, чтобы их вешали и расстреливали, эсеры же требовали мягкого обращения с побежденными революционерами (это было в то время чуть ли единственным различием между «демократией социалистической» и «демократией несоциалистической»…)»15 Но, может возразить критик, такую реакцию можно отнести на счет спонтанной реакции проигравших.
Однако еще в ноябре 1904 г. лидер либерально-демократической кадетской партии Милюков писал: «Если члены нашей группы настолько щекотливо относятся к физическим средствам борьбы, то я боюсь, что наши планы об организации партии… окажутся бесплодными. Ведь трудно рассчитывать на мирное разрешение назревших вопросов государственного переустройства в то время, когда уже кругом происходит революция. Или, может быть, вы при этом рассчитываете на чужую физическую силу, надеясь в душе на известный исход, но не желая лично участвовать в актах физического воздействия? Но ведь это было бы лицемерием, а подобная лицемерная постановка вопроса была бы граждански недобросовестна. Несомненно, вы все в душе радуетесь известным актам физического насилия, которые всеми заранее ожидаются и историческое значение которых громадно…»16
Витте приводит заявление, услышанное им в 1905 г. от одного либерального демократа и известного ученого: «Вот этот милейший, достойнейший и талантливейший Мечников упрекал меня также, что я мало убил людей. По его теории, которую он после выражал многим, я должен был отдать Петербург, Москву или какую-нибудь губернию в руки революционеров. Затем через несколько месяцев их осадить и взять, причем расстрелять несколько десятков тысяч человек. Тогда бы, по его мнению, революции был положен конец. Некоторые русские с восторгом и разинутыми ртами слушали его речи. При этом он ссылался на Тьера [Проводил расстрел Парижской коммуны] и его расправу с коммунистами»17. После полного провала на выборах в Учредительное собрание кадеты встали на сторону вооруженной борьбы с большевиками, при этом не ограничивая себя ни в каких средствах и условностях. Кадеты приняли участие в организации белой армии и почти одновременно начали переговоры об интервенции и оккупации столицы как с «союзниками», так и с их противником – немцами.
Самостоятельной силой в Гражданской войне выступило активное офицерство под руководством генерала Алексеева, объявившего об аресте Николаю II, и Корнилова, арестовывавшего царскую семью. В отличие от кадетов командный состав армии представлял собой реальную вооруженную, профессиональную военную силу, не знал политических методов борьбы и вообще был далек от политики. Их лозунги не несли реального содержания и были весьма абстрактны: «За великую, единую и неделимую Россию», «За Учредительное собрание». Еще до октябрьской революции они приняли участие в корниловском мятеже в августе 1917 г., который фактически был не чем иным, как первой реальной попыткой развязать масштабную гражданскую войну. Свое отношение к методам ведения гражданской войны лидеры Белого движения высказали с присущим им военным лаконизмом задолго до развязывания красного террора. Так, генерал Корнилов в январе 1918 г., в начале первого похода Добровольческой армии, приказал: «Пленных не брать, вся ответственность за это ложиться на меня». И пленных действительно не брали. Деникин в своем первом политическом обращении От Добровольческой армии ставил задачу: «…Борьбы до смерти…»15 Кадеты и лидеры Белого движения однозначно высказались за борьбу на истребление в тот период, когда большевистское правительство еще проводило политику примирения, надеясь избежать массового кровопролития.