Или взять пример теракта в США 11 сентября, когда в ответ американцы только по подозрению в терроризме разбомбили государство на другой стороне планеты. Но в начале XX века не было высокоточного оружия, у большевиков не было глобального экономического превосходства над повстанцами, они точно так же, как и крестьяне, боролись за выживание, правда, не только свое, но и русского государства.
Можно ли было избежать насилия в этих условиях? Очевидно, нет. Будь то белые, или красные, или «союзники»-оккупанты, всем им пришлось бы решать одну и ту же задачу: возвращение «расплавленной стихии» в государственное русло. Мирными средствами в то время достичь этого было невозможно. Можно ли было уменьшить насилие? Какую роль большевистская идеология оказала на размеры насилия? Можно лишь привести пример подхода к восстановлению государственности деникинского правительства, в период его расцвета: «С приближением армии к Москве оставшиеся в ее тылу военные и гражданские чиновники становились все более развязными и, поощряемые крайними реакционными элементами, говорившими (слова генерала Кутепова), что восстановить Россию возможно лишь при помощи кнута и виселицы, всячески старались применять эти способы воссоздания «Единой, Великой и Неделимой России» на вверенной им правительством Деникина территории»272.
Тем не менее можно абсолютно точно указать только на одно – насилие можно было предупредить здоровой государственной политикой царского или Временного правительств, пока стихия еще не вышла из берегов. Радикальная большевистская власть стала следствием провала недальновидной политики предыдущих правительств. Большевикам же нужно было не только установить свою власть но и «платить» за «ошибки» предыдущих. Эта плата, бралась с «процентами», которые большевики в виде новых жертв приносили в угоду своей идеологии. Бердяев в своей работе «Царство духа и царство кесаря» писал: «Революции, все революции, обнаруживают необыкновенную низость человеческой природы многих, наряду с героизмом немногих. Революция – дитя рока, а не свободы… Революция в значительной степени есть расплата за грехи прошлого. Но эта расплата за старое зло осуществляется с помощью нового зла…». При этом можно так же совершенно объективно и определенно утверждать, что если бы не было иностранной военной и финансовой интервенции, приведшей к затягиванию Гражданской войны, разгул стихии не принял бы столь дикого размаха и, следовательно, не потребовалось бы применения столь жестких мер для ее подавления.
«Крестьянский бунт» стал третьим, отдельным фронтом Гражданской войны. Он, по признанию Ленина и Троцкого, представлял «во много раз, превышающую» угрозу со стороны всех белых, «сложенных вместе»… Но для белых он представлял еще большую угрозу, здесь в силу вступал еще, почти на животном уровне, классовый антагонизм (выражавшийся, в частности, в вопросе о земле). Подавление «крестьянского бунта» рассматривалось обеими сторонами как неизбежное условие существования самого государства. И это несмотря на то что многие крестьянские атаманы типа Махно время от времени переходили на сторону красных или белых. Тем не менее они как союзники представляли еще большую угрозу, чем противник. Например, в Сибири «белый» атаман Г. Семенов отказывался признать верховную власть Колчака, угрожая объявлением автономии Восточной Сибири. Атаман прервал телеграфное сообщение Омска с Дальним Востоком, задерживал и грабил поезда, забирал из казначейства деньги273. Войска у Семенова жили «поборами, грабежом и деньгами, полученными от японцев». Японцы держали его под своим контролем, и «Семенов делал именно то, чего они от него хотели»274.
На юге Росси ситуация была еще хуже. «Наибольшее зло,- писал белый генерал Драгомиров,- это атаманы, перешедшие на нашу сторону, вроде Струка. Это типичный разбойник, которому суждена, несомненно, виселица. Принимать их к нам и сохранять их отряды – это только порочить наше дело. При первой возможности его отряд буду расформировывать…» Драгомиров считал необходимым поставить борьбу с бандитизмом на первый план, ибо «ни о каком гражданском правопорядке невозможно говорить, пока мы не сумеем обеспечить самое элементарное спокойствие и безопасность личную и имущественную…»275 Американец Франк Кинг писал, про нравы атаманов в колчаковской Сибири: «Бежавшие из Хабаровска от тирании атамана Калмыкова русские выглядят полоумными от тех ужасов, которые им пришлось пережить от безумных калмыковцев. В защиту беспощадно расстреливаемых русских вынуждены были вступиться американские войска…»276