Ссылка на кадетов была не случайной. После объявления кадетов партией «врагов народа», в декабре 1917 г. Милюков бежал с Дона и в Киеве вступил в контакт с командованием германских войск. «Ориентация Милюкова на немцев вызвала сильнейшее возмущение в ставке Добровольческой армии и навсегда подорвала его авторитет среди офицерства…». Сам Милюков объяснял свой поступок тем, что он был «уверен если не в полной победе немцев, то, во всяком случае, в затяжке войны, которая должна послужить к выгоде Германии, получившей возможность продовольствовать всю армию за счет захваченной ею Украины… На западе союзники помочь России не могут». Между тем немцам «самим выгоднее иметь в тылу не большевиков и слабую Украину, а восстановленную с их помощью и, следовательно, дружественную им Россию». Поэтому он надеялся «убедить немцев занять Москву и Петербург, что для них никакой трудности не представляет», и помочь образованию «всероссийской национальной власти»364. Левый кадет князь В. А. Оболенский при встрече с Милюковым в мае 1918 года спросил: «Неужели вы думаете, что можно создать прочную русскую государственность на силе вражеских штыков? Народ вам этого не простит…» В ответ лидер кадетов «холодно пожал плечами». «Народ? – переспросил он.- Бывают исторические моменты, когда с народом не приходится считаться»365.
В ноябре 1918 г. Милюков получит приглашение на состоявшееся в румынском городе Яссы совещание союзников с представителями антибольшевистской России, которое должно было определить пути дальнейшей борьбы против советской власти. Милюков, как и другие русские участники совещания, получил «личные» приглашения от французского посла в Румынии Д. Сент-Олера и английского – Д. Барклая. Его противоантантовский (германский) «зигзаг» был прощен: «У Милюкова так много заслуг перед союзниками,- сказал Сент-Олер,- что на последнее отступление мы смотрим как на отдельный эпизод, отошедший уже в прошлое… Если никто не приедет, но Милюков приедет, то наша цель будет достигнута. Участники совещания с радостью приветствовали начавшуюся интервенцию»366.
У большевиков же в начале 1918 г. не оставалось другого выхода, кроме сотрудничества с Германией. «Союзники» настойчиво «толкали большевиков в руки к немцам», и Советское правительство было вынуждено опереться на свой мирный договор с немцами, чтобы иметь возможность оказывать сопротивление интервентам и белым армиям. «28 июня кайзер, потребовавший сделать выбор между про- и антибольшевистской политикой, принял рекомендации министерства иностранных дел. Согласно этим рекомендациям большевистское правительство получало гарантии в том, что Германия отказывается от давления на прибалтийские государства, а их финские союзники прекращают давление на Петроград, который они были в состоянии захватить без особых усилий. Эти гарантии были приняты Лениным и Троцким, поскольку позволяли перебросить их единственное эффективное военное формирование – латышских стрелков – по западной ветке Транссибирской железной дороги на Урал. Там в конце июля они атаковали под Казанью Чехословацкий легион»367.
После эсеровского мятежа и окончательного разрыва с «союзниками» большевики были вынуждены обратиться к Германии за помощью. 1 августа 1918 г. народный комиссар иностранных дел Чичерин «предложил германскому посольству совместную советско-германскую экспедицию с целью освобождения двух регионов России – мурманской железнодорожной магистрали и Донской области. Гельферих передал предложение Ленина в Берлин с комментарием: большевиков следует водить за нос возможностью сотрудничества, а подготовленные германские войска использовать для их свержения»368. Гельферих был яростным сторонником диктата в отношении большевиков. 1 августа он требовал: достаточно небольшого удара, чтобы призрачный большевистский режим рассыпался на части369.